Скрюченный домишко - Агата Кристи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это была великолепная постановка – блестящее воплощение еезамысла: ей грозит опасность, она «что-то знает», на нее совершено покушение.
Теперь мне было ясно, что она нарочно привлекла мое вниманиек чердаку и бакам, когда она там была. Сама же она и устроила артистическийбеспорядок в своей комнате перед тем, как отправиться в прачечную.
Однако после возвращения из больницы, когда она узнала, чтоарестованы Бренда и Лоуренс, у нее появилась неудовлетворенность. Расследованиебыло закончено, и она, Жозефина, оказалась вне огней рампы. Тогда она и выкраладигиталис из комнаты Эдит и опустила таблетки в свой собственный стакан скакао, оставив его нетронутым на столе в холле.
Знала ли она, что няня его выпьет? Вполне возможно. Судя поее словам в то утро, она не одобряла критического отношения к себе няни. Аняня, умудренная долголетним опытом общения с детьми, не могла ли она что-тозаподозрить?… Мне кажется, няня знала, всегда знала, что Жозефина не совсемнормальная. Раннее умственное развитие сочеталось в ней с отсталостьюнравственного чувства. Не исключено также, что в ее генах столкнулись разныенаследственные факторы – то, что София назвала «семейной жестокостью».
Она унаследовала властную безжалостность бабушки сматеринской стороны и безжалостный эгоизм Магды, которая видела всегда всетолько со своей колокольни. Будучи чувствительной, как Филип, Жозефина страдалаот клейма некрасивого, «приблудного» ребенка. Несомненно и то, что ейпередалась изначальная искривленная сущность старого Леонидиса. Плоть от плотисвоего деда, она напоминала его и умом и хитростью, но с той лишь разницей, чтолюбовь его изливалась наружу, на его семью, а у нее лишь на самое себя.
Я решил, что старый Леонидис понял то, чего не понимал ниодин член семьи – а именно, что Жозефина может быть источником опасности длядругих и в первую очередь для самой себя. Он не пускал ее в школу, потому чтоопасался, что она может наделать бед. Дома он мог укрыть и уберечь ее, и теперьмне стала понятна его настойчивая просьба к Софии последить за Жозефиной.
И не было ли продиктовано страхом за девочку неожиданноерешение Магды отправить ее за границу? Это мог быть и неосознанный страх,скорее неясный материнский инстинкт.
А как Эдит де Хевиленд? Она, очевидно, что-то заподозрила…ее охватил страх, и в конце концов она поняла всю правду.
Я взглянул на письмо, которое все еще держал в руке.
«Дорогой Чарльз, это конфиденциально – для Вас… и для Софии,если Вы сочтете нужным дать ей это письмо. Необходимо, чтобы кто-нибудь зналправду. Я вкладываю в письмо то, что я нашла в пустой собачьей будке у черноговхода. Это подтвердило мои подозрения. Действие, которое я собираюсьпредпринять, можно судить двояко – не знаю, правильно я поступаю или нет. Мояжизнь в любом случае близится к концу, и я не хочу, чтобы ребенок пострадал, помоему мнению, она пострадает, если ей придется держать земной ответ за то, чтоона совершила.
В помете всегда есть «бракованный» щенок.
Если я не права, Бог простит меня – я делаю это из любви. Даблагословит Господь вас обоих.
Эдит де Хевиленд».
Я колебался только одну минуту, а затем вручил письмо Софии.Вместе мы раскрыли Жозефинину черную книжечку.
«Сегодня я убила дедушку…»
Мы перевернули страницу. Это было очень любопытноесочинение, особенно, как я себе представляю, интересное для психолога. Споразительной откровенностью оно описывало ярость, которую вызывали любыепрепоны, чинимые эгоцентрическим желаниям. Мотив преступления был изложен такпо-детски и был настолько несоразмерен, что мог вызвать только жалость.
«Дедушка не позволяет мне брать уроки танцев, и поэтому ярешила его убить. Тогда мы поедем жить в Лондон, а мама не будет противтанцев…»
Я привожу только несколько пассажей, но все они очень важныдля понимания.
«Я не хочу ехать в Швейцарию и не поеду. Если мама заставитменя, я ее тоже убью – только мне негде достать яд. Может, я сама его сделаю.Из тисовых ягод. Говорят, они тоже ядовитые.
Юстас меня сегодня очень разозлил. Он говорит: я девчонка, ипользы от меня никакой, и моя сыщицкая работа дурацкая. Небось он никогда недумал бы, что я дура, если бы знал, что я совершила убийство.
Мне нравится Чарльз, но он какой-то глупый. Я еще не решила,на кого я свалю вину за преступление. Может, на Бренду и Лоуренса… Брендапротивная, говорит, что у меня не все дома, а Лоуренс мне нравится – онрассказал мне о Шарлотте Корде: она убила кого-то там в ванне. Но сделала онаэто не очень-то умело…»
Последний абзац был весьма недвусмысленным:
«Я ненавижу няню… ненавижу… ненавижу. Она говорит, что я ещемаленькая. Говорит, что я рисуюсь. Это она подговаривает маму послать меня заграницу… Я хочу ее тоже убить – я думаю, на это сгодится лекарство тети Эдит. Иесли будет еще одно убийство, полиция вернется и снова станет очень интересно.
Няня умерла. Я рада. Я еще не решила, куда я спрячу пузырекс маленькими таблетками. Может быть, в комнате у тети Клеменси или у Юстаса.
Когда я буду умирать в старости, я пошлю ее шефу полиции, итогда все увидят, какая я великая преступница».
Я закрыл книжечку. У Софии по щекам лились слезы.
– Чарльз, Чарльз, это ужасно. Она маленький монстр… но приэтом… жаль ее до ужаса.
Я испытывал те же чувства.
Мне была чем-то симпатична Жозефина… И я все еще не утратилсимпатии к ней… Не любишь ведь ты кого-то меньше из-за того, что у неготуберкулез или другая смертельная болезнь? Жозефина была, как сказала София,маленьким чудовищем, но чудовищем трогательным. Она родилась с дефектом –выкрученный ребенок из скрюченного домишка.
– А если бы… она не погибла, что бы с ней сталось? –спросила София.
– Очевидно, ее бы послали в исправительное заведение или вспециальную школу. Потом освободили бы или, на худой конец, призналиневменяемой.
София содрогнулась:
– Лучше уж так, как есть. Но вот тетя Эдит… Мне невыносимодумать, что она взяла на себя вину.
– Она сама выбрала этот путь. Не думаю, что это получитогласку. Мне представляется, что против Бренды и Лоуренса, когда начнется суд,не будет выдвинуто никаких обвинений, и их освободят. А ты, София, – япеременил тон и взял обе ее руки в свои, – ты выйдешь за меня замуж. Я получилназначение в Персию – мне только что стало известно об этом. Мы поедем тудавместе, и ты забудешь о скрюченном домишке. Твоя мать будет ставить пьесы, отецсможет покупать больше книг, а Юстас скоро поступит в университет. О них большене надо беспокоиться. Подумай обо мне.