Жертва всесожжения - Лорел Гамильтон

Он улыбнулся:

– Не знаю. Ты же до сих пор не за решеткой?

– Если бы у тебя были доказательства моегопротивоправного поведения, вполне могла бы там оказаться.

– Могла бы, – согласился он. И улыбка с его лицасползла. Глаза стали пустыми – коповскими. – Что у тебя с рукой?

Я поглядела на забинтованную руку, будто впервые ее видела.

– На кухне порезалась.

– На кухне, – повторил он.

– Ага.

– И как это было?

– Случайно порезала ножом.

– И что ты при этом делала?

Я дома не готовлю, и Дольф это знает.

– Колбасу резала.

Я посмотрела на него такими же пустыми глазами. Когда-то,давным-давно, у меня по лицу можно было прочесть все что угодно. Любую мысль.Сейчас не так. Я глядела в подозрительные глаза Дольфа и знала, что мое лицоничего не выдаст. Только его непроницаемость наводила на мысль, что я вру. Ноэто Дольф и так знал. И я не собиралась терять свое или его время навыдумывание правдоподобной лжи. Зачем?

Мы смотрели друг на друга.

– У тебя кровь на ноге, Анита. Большая, наверное, былаколбаса.

– Еще какая, – ответила я, не в силах сдержатьулыбки. – Я могла бы рассказать, что на меня напали, так ты же менязаставишь писать отчет, как это было.

Он вздохнул:

– Зараза ты. Опять во что-то вляпалась. – Он сжалкулаки размером почти в мою голову каждый. – Наорал бы я на тебя, но толкуне будет. Посадил бы тебя на сутки в камеру, – он засмеялся, ноневесело, – на то, что осталось от этих суток, но ведь мне не в чем тебяобвинить?

– Я ничего не сделала, Дольф, – сказала я, поднявраненую руку. – Оказывала услугу одному приятелю, подняла одного мертвеца.Пришлось порезать руку, чтобы добыть крови, вот и все.

– Это правда?

Я кивнула.

– А почему ты мне не сказала сразу?

– Это одолжение, бесплатно. Если Берт узнает, что ябесплатно подняла мертвеца, его кондрашка хватит. А в историю с колбасой онповерит.

Дольф засмеялся.

– А он не спросит, как ты порезалась. Ему этонеинтересно.

– Вот это правда.

– На всякий случай, если станет жарко на кухне, незабудь позвонить, если будет помощь нужна.

– Запомню, Дольф.

– Запомни. – Он отложил блокнот. – Анита,постарайся в этом месяце никого не убивать. Ты даже в несомненной самозащитенавалила слишком много трупов, и кончится тем, что тебя посадят.

– Я уже шесть недель – черт, да почти семь! –никого не убивала. Начинаю завязывать.

Дольф мотнул головой.

– Последние двое – это лишь те, про которых мы смоглидоказать, Анита. Оба раза самозащита, и про одного есть куча свидетелей, нотело Гарольда Гейнора так и не нашли. Только кресло с колесиками осталось накладбище. И Доминга Сальвадор тоже пропала.

Я улыбнулась прямо ему в лицо:

– Ходили слухи, что сеньора вернулась в Южную Америку.

– То инвалидное кресло было все в крови, Анита.

– Нет, правда?

– Анита, твое везение кончится, и я не смогу тебепомочь.

– Я вроде бы не просила мне помогать. К тому же, еслипройдет новый закон, у меня будет федеральная табличка.

– Если ты коп, не важно, какой масти, это еще незначит, что тебя нельзя арестовать.

Пришел мой черед вздохнуть.

– Дольф, я устала и хочу домой. Спокойной ночи.

Он поглядел на меня еще пару секунд, ответил «Спокойнойночи, Анита», и вышел в допросную, оставив меня стоять в коридоре.

Дольф никогда на меня не ворчал до тех пор, пока не узнал,что я встречаюсь с Жан-Клодом. Не знаю, понимал ли он сам, насколькопеременилось его отношение ко мне, но это понимала я. Я связана с нежитью, и онбольше не доверял мне. Не до конца.

Меня это злило и печалило. Хуже всего было, что месяца дваназад я бы согласилась с Дольфом. Человеку, который спит с монстрами, доверятьнельзя. Печально, весьма печально. И вообще не его дело, с кем я встречаюсь, новинить Дольфа я не могла. Мне это не нравилось, но ведь не собачиться же с нимиз-за этого. То есть могла, конечно, но это было с моей стороны несправедливо.

Я вышла, не заходя в помещение отдела. Интересно, скольковремени они еще продержат пингвинов на столах, ожидая моего возвращения.Представив себе этих несчастных птиц, ждущих, пока я приду, я слегка улыбнулась,но ненадолго. Дело не только в том, что Дольф мне не доверяет. Он отличныйполицейский, и если начнет копать по-настоящему, то улики найдет. Видит Бог,моих несанкционированных убийств вполне хватило бы, чтобы сунуть меня зарешетку. Я с помощью своих способностей аниматора убивала людей. Если этодокажут, смертный приговор будет вынесен автоматически. И смертный приговор затакие вещи – это совсем не то, что смертный приговор убийце с топором. Мужик,который разрубил на части всю свою семью, может следующие пятнадцать летпровести в камере смертников, подавая апелляцию за апелляцией. При убийстве спомощью магии апелляции не рассматриваются. Суд, приговор и исполнение втечение шести недель – обычно раньше.

Тюремщики боятся магии и не любят долго держать у себя ведьми тому подобную публику. В штате Мэн один чернокнижник призвал демонов к себе вкамеру. Как вышло, что его продержали достаточно долго, чтобы он успелвыполнить обряд, – не знаю. Тех, кто лопухнулся, уже ни о чем не спросишь.От них и голов не нашли. Даже мне не под силу было поднять их, чтобы онизаговорили или написали, что случилось. Кровавая каша была.

Чернокнижник сбежал, но его поймали потом с помощью ковенабелых колдуний и, как ни странно, местных сатанистов. Никто из тех, ктопрактикует магию, не любит сошедших с нарезки одиночек. Они нам всем портятрепутацию. В последний раз в этой стране сожгли ведьму заживо в 1953 году,звали ее Агнес Симпсон. Я видела черно-белые фотографии момента ее смерти.Всякий, кто изучал что-нибудь противоестественное, хоть в одном учебнике давидел ее фотографию. Мне попалась та, где лицо ее еще было нетронутым, хотядаже на расстоянии был виден охвативший ее ужас. Длинные темные волосыразвевались в потоке жара, но еще не занялись, загорелась только ночнаярубашка. Женщина закинула голову назад, вопя от ужаса и боли. Фотографияполучила Пулитцеровскую премию. Все прочие фотографии встречались реже. На нихбыли показаны последовательные этапы, как она горит, обугливается и погибает.

Как можно было стоять и снимать, я не знаю. Может быть,Пулитцеровская премия помогает от кошмаров. Но может, и нет – кто знает?

Я заехала на стоянку возле дома, где находилась подпольнаябольница. Было почти пять утра. Рассвет будто холодной рукой останавливалветер. Небо посерело, зависнув между светом и тьмой. Неуловимая грань, когдавампиры еще активны и тебе могут перервать горло через секунды после восхода.