История русской балерины - Анастасия Волочкова

Мы стояли у могилы неопознанных погибших детей. Впервые в жизни я не могла найти слов для этих женщин… Мы просто плакали вместе.

Весь полет я не могла сдержать слез… А вернувшись в Москву, поняла, что любому из нас, кому в жизни чего-либо не хватает – денег, власти, славы, нужно поехать в Беслан и посмотреть в глаза его жителей… Эта поездка заставила меня многое переоценить.

На еще один благотворительный концерт – в Петербурге – мы решили пригласить детей из клиники, где делают сложные операции на сердце и головном мозге. Я поехала туда, потому что, посмотрев на меня вживую, поговорив со мной, дети получат больше удовольствия от концерта. Мы очень хорошо с ними пообщались. Двое детишек – мальчик и девочка – подарили двух мишек, держащих красное сердечко. Они сами сшили эту игрушку. Я храню ее дома до сих пор. В другой палате лежала пятилетняя малышка. Мы разговорились о том, как ей живется в больнице, какое у нее здоровье, и она призналась: «Я люблю цветы… Вот самое дорогое, что у меня есть». Девочка показала маленький кусок холста, на котором крестиком был вышит очень красивый цветок – роза. Это была память о маме, научившей ее вышивать и которой уже не было на свете.

Когда после спектакля на поклонах в зал дали свет, я увидела в толпе зрителей у сцены на плечах высокого мужчины ту самую девочку. Она протягивала мне свое самое дорогое – вышитый цветок. Я хотела сдержаться, но не смогла, расплакалась…

С тех пор на каждом моем концерте присутствуют дети. Они вырастут и знать не будут, какой талантливый директор руководил Большим театром и как он на его руинах возвел развлекательный центр с ресторанами и казино. Но, может быть, кто-то из этих малышей через десятилетия, услышав мое имя, скажет: «Я ее видел на сцене, она танцевала для меня».

Я часто бываю в детских домах и общаюсь там с детьми. Когда Аришка немного подрастет, обязательно буду брать ее с собой, чтобы она видела не очень светлую сторону жизни и жизнь других детей. Честно признаюсь, дети – моя самая любимая публика, танцевать для них – огромная радость! По крайней мере мне всегда хочется привнести в их жизнь что-то яркое, какую-то сказку. Особенно в жизнь тех, кто этой самой сказки лишен. В моей судьбе случалось достаточно встреч и было много моментов, когда просто хотелось плакать от того, что ты ничем не можешь помочь: не прибавишь здоровья, не подаришь счастье. Но сказать какие-то добрые слова можно, помочь в малом можно, подарить – пусть ненадолго – свое внимание можно. Помню, я просто рыдала, когда после концерта ко мне в гримерную привели маленькую девочку, которая практически не могла ходить. Она очень хотела станцевать передо мной «умирающего лебедя». И она так старалась, и это было так больно и так трогательно, что я не могла сдержаться и заплакала. И подобных историй я пережила немало…

Мне хочется, чтобы моя дочка понимала, что удача родиться и жить в благоприятных жизненных условиях накладывает на человека большую ответственность. Если тебе дарована более легкая жизнь, значит, ты должен стараться делать все, чтобы как-то облегчить жизнь тех людей, которым повезло меньше. Может быть, я говорю банальные истины, но это очень важные для меня истины.

Опыт работы с Борисом Эйфманом оказался для меня чрезвычайно интересен, прежде всего, конечно же, в профессиональном плане. Поэтому, когда в ходе постановки балета «Русский Гамлет» на сцене Большого театра он предложил мне танцевать партию Екатерины II и премьеру, я, конечно, с радостью согласилась. Балеты Бориса Яковлевича я всегда смотрела с восхищением и в то же время с некоторым страхом. Подобное чувство должно возникать у всех, кто знает только классическую балетную технику, ведь Эйфман работает на границе двух танцевальных стилей – классики и contemporary dance,[3] создав свой собственный стиль. Мною очень любимый.

Временами танцовщики Эйфмана напоминают акробатов, двигающихся с избыточной физической и драматической силой. Иногда их тела принимают асимметричные нереальные позы. Нереальные – с точки зрения классического балета Мариуса Петипа. Вместе с тем Борис Эйфман создает настолько живое и эмоциональное действие на сцене, настолько мощное по энергетике, что классика балета по сравнению с ним кажется детской игрушкой, наивной и примитивной сказкой.

Согласие участвовать в постановке Бориса Яковлевича для меня было чем-то вроде вызова себе самой. Хотя со стороны, наверное, это выглядело нелогично на фоне обидных обвинений в том, что Волочкова – неклассическая балерина. Ей бы доказывать обратное, а она отправляется прямиком в спектакль к Эйфману, которому ортодоксы классического балета в лучшем случае отказывают в звании хореографа. А мне в тот момент, наоборот, хотелось попробовать себя в чем-то новом, тем более что по технике и сценической насыщенности спектакли Бориса Яковлевича гораздо сложнее классических русских балетов.

Конечно, привлекал меня и образ Екатерины II. Одно дело – танцевать роли вымышленных влюбленных красавиц, принцесс, фей, белых и черных лебедей, другое – погрузиться в судьбу, характер и страсти совершенно реального человека, а потому сложного и неоднозначного в своих желаниях. У меня до сих пор свеж в памяти мимолетный жест, с которым императрица нежно прижимает к себе голову сына, чтобы потом тут же оттолкнуть и отшлепать его. Такая, казалось бы, маленькая, но очень выпуклая черточка чувства любви-ненависти, которое Екатерина II испытывает по отношению к Павлу.

Кроме того, надо учитывать, что я родилась в Петербурге и для меня фигуры таких наших самодержцев, как Петр I, Елизавета Петровна, Екатерина II, в каком-то смысле являются культовыми. Недаром говорят, что в городе на Неве каждый камень дышит историей. Да и в детстве моя мама в качестве экскурсовода водила меня по родному городу, показывая его дворцы, парки и сады и рассказывая, какая история связана с тем или иным местом.

Я уже сама успела составить свое собственное мнение о Екатерине II как о матери, и мне хотелось сравнить образ, созданный Борисом Яковлевичем Эйфманом, с тем, что существовал в моем воображении. Я, например, знаю, что очень непростые отношения у императрицы сложились и с другим ее отпрыском Алексеем Бобринским, незаконнорожденным сыном от Григория Орлова. Мне известна и другая историческая подробность: как Павел в день смерти матери пришел к гробу своего отца Петра III, помещенному в подвальный свод Александро-Невской лавры, и возложил на гроб российскую императорскую корону. И похоронил он отца и мать вместе в Петропавловском соборе, а возглавлять похоронную процессию заставил Алексея Орлова (возможно, и нанесшего смертельный удар). Впрочем, все правление Екатерины II было связано с настолько интересными историческими фактами, что перечислять их можно бесконечно.