Лунные хроники. Мгновенная карма - Марисса Мейер

– Это все еще сводит меня с ума, – говорит Квинт. – Когда смотришь на воду сверху, никогда такого не увидишь.

Я смотрю вниз, и он прав. Вода прозрачная – по крайней мере, я всегда считала ее чистой, – но все равно просматриваются лишь смутные очертания наших тел. Нет той ясности и того сияния, что поражают там, внизу.

Мы снова ныряем под воду. Морская черепаха продвинулась на несколько шагов, но она все еще там, слоняется по морскому дну. Я вижу, как Квинт достает из кармана шорт что-то вроде телефона, только побольше. Помассивнее. Телефон в боевой броне.

Я смотрю, как он ныряет глубже, подплывая к черепахе так близко, что мне даже становится страшновато за него. Он проплывает вокруг нее несколько раз, и я понимаю, что он фотографирует. Черепаха словно не замечает его. Я уже беспокоюсь, не задохнется ли Квинт, если пробудет под водой еще немного, но тут черепаха поворачивается, поразительно быстро и грациозно, и плывет прямо на меня. Я вздрагиваю от страха и поднимаю ноги, уступая ей дорогу. Она проплывает подо мной, продолжая свой путь к мелководью.

Мы с Квинтом снова выскакиваем из воды. Он тяжело дышит, волосы прилипли к лицу. Он возится с трубкой, сливая морскую воду, но счастливая улыбка не сходит с его губ.

– Это что, камера? – спрашиваю я.

– Нет, просто телефон, – отвечает он, показывая странную штуковину. Она выглядит как шикарный гаджет из любимых научно-фантастических фильмов Джуда.

– Мама подарила мне на день рождения водонепроницаемый футляр. Я коплю на более широкий объектив, но пока и этого хватает. Ну, как? Что скажешь о своем первом настоящем наблюдении за дикой природой?

Я задумываюсь. Конечно, я видела морских черепах в зоопарке, но, когда сталкиваешься с ней буквально нос к носу, под водой, это совсем другое дело. Бесконечный восторг.

– А есть еще что посмотреть? – спрашиваю я.

Он смеется.

– Давай выясним.

Я рассчитывала, что наш эксперимент со снорклингом продлится минут пятнадцать, может быть, двадцать, но в итоге мы с Квинтом пробыли в воде больше двух часов. К тому времени, когда мы наконец выходим на берег, подушечки моих пальцев сморщены как чернослив, на щиколотке порез от острого камня, и я чувствую себя так, словно только что совершила путешествие на чужую планету и вернулась, чтобы рассказать свою историю.

Квинт знал все лучшие места. Он проводил меня к скалистым выступам и показал подводные сады из водорослей и ламинарий. Мы видели так много рыб, что у меня голова идет кругом, когда я пытаюсь вспомнить их все. Калейдоскоп красок, мелькающих в камнях, кружащих вокруг моих колен, мерцающих, как драгоценные камни. Для грандиозного финала, который, как я подозреваю, Квинт планировал с самого начала, мы проплыли дальше вдоль берега, к скоплению больших скал, которые не были видны ни с одного общественного пляжа. Здесь, на огромных валунах, расположилась целая армия тюленей – ухающих, лающих, лениво греющихся на послеполуденном солнце.

Я прожила здесь всю свою жизнь. Как я могла не знать, какое великолепное царство находится здесь, всего в нескольких милях от моего дома?

Я и не вспоминаю о своем недавнем смущении, когда мы с Квинтом бредем обратно по пляжу. Начинается отлив, и путь к нашим полотенцам кажется бесконечным. Песок прилипает к подошвам. Квинт то и дело поглядывает на меня, ухмыляясь, почти заговорщически.

– Ну, как? – спрашивает он, когда я заворачиваюсь в одно из пляжных полотенец.

– Это было… – Я с трудом подбираю слова. Ужасно хочется пить, и я чувствую солнечный ожог на спине, но все это меркнет на фоне нашей послеполуденной эпопеи.

– Я знаю, – говорит Квинт, избавляя меня от необходимости подыскивать подходящие эпитеты. – Но тут встает вопрос на миллион долларов.

По тому, как он это произносит, я догадываюсь, что вся наша экскурсия была поводом к тому, что должно сейчас прозвучать.

Мгновенно настораживаясь, я встречаюсь с ним взглядом. Вокруг его глаз залегли глубокие красные следы от очков. Наверное, я выгляжу так же глупо. Мои волосы, высыхая, вьются вокруг лица. Но после чудесного дня все это, кажется, не имеет значения.

Квинт бросает на меня многозначительный взгляд с оттенком самодовольства.

– Заслуживает все это спасения?

Я замираю.

Внезапно мне открывается смысл его слов.

Потому что никто не даст нам денег, если не будет знать, почему это важно.

Я помню, как он это говорил, но только сейчас действительно понимаю. Теперь я как никогда чувствую сильную связь с нашим маленьким участком океана. Волшебные косяки рыб, мерцающие раковины, морские черепахи. Я плавала с черепахами, и они переворачивались на спину!

И мне вдруг стало не все равно.

Стоит ли все это спасать? Стоит ли все это охранять?

Самым чертовски радикальным образом!

– Вопрос засчитан, – бормочу я.

Он сияет. Мы обсыхаем, отряхиваем ноги от песка. Он отворачивается, и я спешно натягиваю платье. Квинт берет мое полотенце и снаряжение, складывает все в сумку, и мы идем обратно по берегу в сторону набережной.

– Проголодалась? – спрашивает он.

– Зверски, – машинально отвечаю я.

– Круто. Может, возьмем тако[43] и обсудим остальные твои идеи?

Он идет немного впереди меня, глядя на горизонт. Жаль, что я не вижу его лица, потому что во мне снова всплывает прежняя неуверенность, и все кажется таким же невероятным, как и раньше.

Это не должно быть чем-то романтическим. Я имею в виду, что это просто невозможно.

Или… возможно?

– Я… э-э… оставила папку дома.

– Это далеко? – Он оглядывается на меня.

– Нет, – через паузу отвечаю я. – Мы живем на Сансет.

– Ладно. Я схожу с тобой. Или могу пойти и заказать нам столик где-нибудь?

Он ведет себя так непринужденно. И, наверное, от этого мое волнение еще заметнее.

– Знаешь, я немного устала. Может, поговорим об этом завтра? В Центре?

Если он и разочарован, то хорошо это скрывает, спокойно пожимая плечами.

– Как скажешь.

Мы останавливаемся на набережной. Пляж здесь многолюдный, и велика вероятность встретить кого-нибудь из нашей школы, но, если Квинт и опасается, что его засекут со мной – очевидно, что именно со мной, судя по нашим одинаково влажным волосам и отпечаткам масок на лицах, – виду он не подает. Когда становится ясно, что наши пути расходятся, мы оба неловко переминаемся с ноги на ногу.