Французская политическая элита периода Революции XVIII века о России - Андрей Митрофанов

В предисловии к книге Гарран-Кулон заявлял, что она «не достигнет своей цели, если не заставит почувствовать необходимость загнать в пустыни Московии орды русских, которые, вырождаясь в рабстве, попадают под ярмо многочисленных женщин...», и подчеркивал, что теперь жители России способны распространить свое «варварство» на лучшие страны Европы[493]. В данном контексте «пустыни Московии», скорее всего, были обычной гиперболой, не столько отражавшей общий уровень знаний о России, сколько служившей ярким запоминающимся образом. Французский публицист предрекал новые восстания против «деспотизма» Екатерины: «Недалек тот час, когда, объединившись с татарами Крыма или Кубани, под предводительством нового Пугачева они изменят лицо России, и эта страна, попадавшая в рабство в разные эпохи своей истории, не испытает более того позора, который испытывает сейчас, будучи скована [женскими] руками, чья участь работать иголкой и веретеном»[494].

Речь Посполитая не служила Гарран-Кулону идеальным примером, поскольку в ней «неограниченная свобода господствующего класса строится на рабском положении остального населения». Перед польским народом стояли те же задачи, что и перед французским, полагал Гарран: свержение монархии, уничтожение дворянства и привилегий, военное сопротивление лиге деспотических стран. По его мнению, Польша, в отличие от Франции, не смогла с ними справиться[495]. Негативное отношение к российской политике Гарран-Кулона было в равной мере обусловлено руссоистской традицией и польскими событиями 1791-1794 гг.[496] Так, следуя Руссо, Гарран заявлял, что «русские смогут жадно поглотить Польшу, но не смогут переварить»[497]. Оценивая причины поражения восстания 1794 г., вину за которое Гарран возлагал одновременно на польских вождей, и на короля, и на главную «душительницу» польской свободы - Екатерину II, публицист обращался к первому и второму разделам Польши, когда Петербург всеми силами «восстанавливал анархию», король польский, изменив присяге, принесенной республике, примкнул к Тарговицкой конфедерации, а сейм в Гродно под контролем России способствовал новому кризису[498]. Вожди польского сейма и сам король, по мнению Гарран-Кулона, являлись соучастниками развала Польши: внутренние раздоры и их алчность подточили основы государства.

Размышляя о будущем собственного сочинения, Гарран писал: «Какова бы ни была участь этой книги, она не достигнет своей цели, если не увеличит ненависти честных людей ко всем губителям и если не вызовет их гнева на подлую коалицию, что способна грабить беззащитных рабов. Она не достигнет цели, если не объяснит народам, что это соседние короли, а не свободные нации стоят на пути к их независимости»[499]. Автор пытался объяснить истинные, с его точки зрения, причины утраты независимости Польшей и оправдать позицию Франции. Разумеется, один из видных политических деятелей не мог не знать о том, какую осторожность в действительности проявляли французские власти в вопросе о помощи польским патриотам[500]. Гарран-Кулон в этом сочинении выглядит приверженцем тех же идей, которые выдвигал еще в 1791 г. Ж.-К.-И. Мейе де ля Туш, с одной разницей в том, что в 1794 г. сомнений по вопросу об оказании Францией реальной помощи полякам уже не было. Как с пессимизмом и скепсисом отмечал бывший эмигрант, вернувшийся при Директории на родину, А-.Т. Фортиа де Пиль: «Поляки, окруженные тремя воинственными и амбициозными державами, должны были позабыть о той роли, которую они играли в истории прежде, и броситься в объятья самого близкого им государя, заключив с ним разумный пакт...»[501] Но при всех переменах в Польше народ не получил свободы, а стремление попасть под ярмо более сильных соседей, по мнению бывшего эмигранта, характеризовало поляков как народ, не вполне готовый к подлинной свободе. Этим отчасти объяснялась и доминирующая позиция русских в Польше[502]. Интересно, что похожей критике подвергал поляков летом 1794 г. и Л.-А. Сен-Жюст за то, что в ходе Революции они только сменяют «одну плохую форму правления на другую» или одних «хозяев» на других[503]. Единодушие авторов столь разных политических взглядов можно трактовать и как приверженность их некоторым тезисам деятелей Просвещения (например, текстам Руссо, чрезвычайно Популярному сочинению аббата Рейналя), и как стремление к реальным оценкам происходящего на Востоке Европы: господство стереотипов восприятия России или Польши вовсе не означало отказа от трезвого расчета в политике.

И все же идея «русской опасности», существовавшая в дипломатических кулуарах, получила в этот период широкое применение и послужила одним из инструментов внешнеполитической пропаганды республиканских властей, которая становилась все более и более прагматичной: революционные лозунги в публицистике сохранялись, но только в качестве драпировки новых интересов Франции, связанных с военно-дипломатическими успехами 1794— 1795 гг.

Одним из выдающихся ораторов Конвента являлся Франсуа-Антуан Буасси д’Англа (1756-1826). После 9 термидора он входил в Комитет общественного спасения и активно участвовал в создании Конституции III года[504]. Автор нескольких литературных работ, он интересовался вопросами политики России относительно Грузии, Крыма и Украины[505]. Его выступление 11 плювиоза III года в Конвенте посвящено внешней политике и, в частности, России. Речь произносилась в тот момент, когда только что был заключен договор о третьем разделе Польши. Буасси, совершая резкие выпады против России, Англии и Австрии, обращался к депутатам, а заочно к Пруссии, напоминая отнюдь не о событиях последних войн, а о набегах варваров на позднюю Римскую империю: «Разве вы забыли о народах Севера, что разрушили Римскую империю, более мощную, более единую, чем мы сегодня? Нужно ли напомнить о набегах готов и вандалов, наводнявших всю Европу, дабы уничтожить империи?» Сделав грозное напоминание, Буасси продолжал, рисуя уже современные картины: «...вот уже шестьдесят лет Россия, грубо цивилизуя свои варварские народы, сохраняет в себе необычную мощь, прибегая к способам новейшей тактики, усмирила китайцев и основала колонии на берегах Америки, преодолела Кавказ и подчинила себе Грузию, навязала законы немалой части Персии, покорила казаков, подавила татар и завоевала Крым, разделила Польшу и, напугав Оттоманскую империю, взбунтовала Грецию и угрожает Константинополю». Буасси важно было вовлечь Пруссию во французскую орбиту, изолируя при этом Англию и Россию - «двух врагов, которых нужно исторгнуть от вселенной, тиранов, которых нужно изолировать от мира»[506].