Родники рождаются в горах - Фазу Гамзатовна Алиева

— Не каждую ночь встречаешь машину на дороге. Я просто растерялась. С приездом, Алибег.

— Спасибо, Патимат, здравствуй! Я довезу тебя. Мы поговорим, — он распахнул передо мной дверцу.

— Нет, я пойду пешком… И мне не хочется разговаривать.

— Но я не могу больше молчать. Выслушай меня, прошу тебя: я ведь даже не знаю, когда тебя снова увижу. Сегодняшняя наша встреча не случайность. Я уже три вечера приезжаю сюда и жду, — может быть, ты пойдешь одна домой…

Я шла к аулу. Он шагал рядом.

«Вот дойду до того камня, что виден с веранды Омардады, и убегу», — твердо решила я. Нельзя было допустить, чтобы нас встретили. Почему так все сложно в жизни? Сколько раз мы ходили рядом по этой дороге? Много лет просидели за одной партой! Почему же теперь я должна сторониться Алибега? Ведь ни он, ни я, — мы ни в чем не виноваты! Но нельзя, нельзя долго раздумывать. Если сегодня, сейчас нас увидят вдвоем, сплетни добегут до аула прежде нас самих. Рот каждого встречного станет гнездом для птенцов-слухов, а они разлетятся по миру, как стаи ворон.

— Мне очень жаль, Алибег, что ты бросил школу, — сказала я.

— Ведь школы есть не только в нашем ауле! Я окончил вечернюю, получил шоферские права. Не об этом хотел я с тобой говорить, Патимат.

— О чем же?

— Я жду сегодня от тебя слова, очень важного для себя слова.

— Важного слова?

— Я люблю тебя. Сможешь ли ты перешагнуть через все случившееся в наших семьях?

Подавленная, я молчала. И снова вспоминала, как Алибег подошел однажды ко мне с завязанной рукой, и переплетенные буквы моего и его имени алели на коже, когда он снял бинт. Помимо своей воли я скосила глаза, чтобы увидеть этот знак. Луну вновь закрыли тучи. И мне почудилась другая, коварная рука, черная бурка, лохматая шапка. Я представила себе падающего с коня отца.

— Мы разные, как земля и солнце, — повторила я когда-то услышанные мною слова.

— Земля приносит плоды, когда солнце посылает свое тепло, Патимат.

— Меня засватали за нашего Мажида, за него я и выйду, — солгала я.

— Это все, что ты мне можешь сказать?

— Да, Алибег… Твой отец…

— Патимат, разве цветок виноват, что вырос не в поле, а на скале? Зачем ты мстишь мне, разве я в чем-нибудь виноват? Если бы ты нашла в своем сердце мужество забыть, мы были бы счастливы.

— Это нелегко, Алибег.

— Знаю, что нелегко. Я ведь долго ждал, прежде чем заговорить с тобой. Мне ничего не остается делать — счастье отворачивается от меня.

— Тебя давно любит Хафизат…

— Я не хуже тебя знаю, кто меня любит, а кто нет. Это не твоя печаль, Патимат. — Не попрощавшись со мною, он вернулся к машине. Я слышала, как хлопнула дверца, как повернул он машину в сторону крепости.

Я застыла на месте, и мне почудилось, что меня, как прибрежный камень, больно хлещут злые волны. Только мать-земля, на теле которой кто-то без жалости раздавил раскрывающийся цветок, должна была меня понять.

Глаза мои были сухи, хотя сердце сжималось от боли, хотелось спросить: «Кто же виноват?» Но я молчала и впервые в жизни поняла, что подлинное горе не выразить ни криками, ни слезами.

В окнах многих домов свет еще не был погашен, светились и наши окошки. Я представила себе картину: мама что-нибудь шьет, а Нажабат сидит за вязаньем. У меня не было сил кого-то видеть, с кем-то разговаривать, смеяться… Даже к своим не хотелось… Так и не дойдя до дому, я вернулась на Чандикал.

Как-то утром, когда я доила корову, тихонько открыв ворота, к нам во двор вошла Пари. Я смотрела на нее так, будто видела впервые. Несколько дней назад она вышла замуж за Нурулага. Свадьбы они не играли, никого к себе не приглашали, даже самых близких.

Любители сплетен приходили к Омардаде:

— Как она могла забыть о Сайгиде? А вам эта свадьба, наверное, принесла немало горя.

— Что же делать? Жизнь идет вперед. Пари ни в чем не виновата. Мы рады, что она нашла счастье, — говорила Халун.

— Мы давно считали, что Пари нужно выйти замуж. И сами посоветовали выбрать Нурулага, — добавлял Омардада.

Говорил-то он так, но, когда стало ясно, что Пари выходит замуж, Омардада всю ночь бродил где-то в поле. И мне в эти дни все вспоминался Сайгид. Я старалась не смотреть в сторону дома Нурулага, боясь увидеть на веранде разодетую невесту. А к нам она пришла в стареньком коричневом платьице, в выцветшем платке. Я почему-то ее пожалела.

— Ты пойдешь косить сено, Патимат? — спросила она меня как ни в чем не бывало.

— Сейчас отнесу молоко, возьму косу и пойду. Подожди меня.

…Мы шли молча.

— Ты, наверное, обвиняешь меня, Патимат. А я ведь не думала, что так может получиться, — заговорила она первая.

— Я тебя не виню…

— Нет, я другое читала в твоих глазах. Ты не думай, что я забыла о Сайгиде. Но вот вернулся искалеченный Нурулаг. Он был такой одинокий, и ты ведь сама знаешь, как его обманули!.. Со мной ему легче жить — он меня полюбил.

Я старалась не отставать от Пари — некогда было даже вытереть пот со лба! Недалеко от нас косила траву мама. Чуть отделившись ото всех, работала Шумайсат.

Ко мне подошел Мажид:

— Почему ты опять вышла на поле? Тебе ведь надо готовиться к экзаменам. Вот письмо из Москвы.

— Сегодня работаю последний день! — я почти вырвала у него конверт. Вскрыв письмо, прочла долгожданные слова. Документы мои приняты, мне предстояло сдавать экзамены во втором потоке. Я бережно спрятала письмо, боясь, как бы кто-то не испортил мне первые минуты счастья. Мажид, понимающе улыбнувшись, пошел своей дорогой. Я снова принялась за работу, но мыслями была уже в далекой, никогда не виданной мною Москве…

— Отдохни! — Пари распрямилась и, приложив руку к глазам, посмотрела туда, где косили траву мужчины. Женитьба преобразила Нурулага. Прежде молчаливый, он стал веселым, разговорчивым. Он равномерно взмахивал косой, оставляя за собой ровную линию скошенной травы. Но как бы Нурулаг ни старался, догнать Омардаду он не мог. При взгляде на старика казалось, что косить сено не тяжелая работа, а развлечение. Рубашка на спине Омардады была вся мокрая, пот блестел в ровно подстриженной бороде, но никто не заметил бы в его лице усталости, никто не сказал бы, что хоть немножко потускнели его глаза.

Омардада положил косу, вытер с лица пот волосатой