Вайзер Давидек - Павел Хюлле

– Я ему говорил, что поеду с ней в Пчёлки.

– Не ври! – Шимек впервые повысил на него голос. – Не ври, мы слышали, как твой дед спрашивал про тебя у всех, не знал он ничего. И вообще, не были вы в Пчёлках. – В его голосе звучали нотки восхищения и жгучего любопытства.

– Не ваше дело, – ответила Элька, – допрашивать нас пришли?

– Ну ладно, – примирительно отозвался Петр, – нет так нет, но здесь-то вы что делаете? Ведь тут даже уклеек кет!

Элька поглядела на Вайзера, который стоял по щиколотку в воде и смотрел, как вода падает с бетонного порога.

– Ничего мы не делаем, – ответил он за нее и после минутного колебания добавил: – Пока ничего не делаем, только готовимся.

Он испытывал наше любопытство. Мы знали, что в такой момент ничего не нужно спрашивать, сейчас он сам все скажет.

– Готовим особый взрыв, – пояснил он. – Но сперва надо все учесть и рассчитать.

Я посмотрел вверх по течению, откуда река стекала к нам небольшими террасами среди орешника и ольхи, и сразу, в ту же минуту понял, что он имеет в виду. Это была действительно потрясающая идея – заложить заряд в туннеле под насыпью, тогда взрыв завалит узкий проход грудами земли с железнодорожной насыпи, и в этом месте образуется высокая, метров семь-восемь, плотина, а там, где мы сейчас стоим, и выше по течению возникнет нормальное озеро, до первых деревьев.

– Гениально! – прошептал Шимек. – Здорово! – Ему тоже понравилась идея перегородить речку. – Тут можно будет плавать, – показал он рукой на луг со стороны рембеховского шоссе, – все зальет!

– Да, – подтвердил Вайзер, – все зальет, но нужно рассчитать массу земли и силу взрыва.

Только Петру не понравился замысел Вайзера. Он сказал, что по другую сторону насыпи есть пруд и можно, на худой конец, попробовать искупаться там. Но мы ему быстро заткнули рот: пруд был заросший и заиленный, и тошнило от одной брезгливой мысли, что придется погрузиться в такое паскудство.

– Нужно войти в туннель, – сказал Вайзер, – и точно замерить его длину. Кому охота?

Я вскочил первый.

– Хорошо, – теперь он обращался ко мне, – только считай точно шаги, да поосторожней – прощупывай дно.

Туннель был невысоким, его бетонная арка достигала уровня моих глаз в самом высоком месте симметричного свода. Я пригнулся и заглянул в темную дыру. «О-го-го! – Выкрик вернулся эхом. – Как в подвале!., але-але-але!..» Я двинулся вперед, слегка сгорбившись, руками держась за влажные скользкие стены, – одиннадцать, двенадцать, тринадцать. Шел, осторожно ставя ноги, под которыми ощущал сгнившие растения, нанесенный за многие годы ил и обломки кирпича, – двадцать один, двадцать два, двадцать три. Чувствовал, как окутывает меня сырость, грязь и прогнившая древесина, чувствовал в ноздрях резкий запах тухлятины, холодный и пронизывающий, – тридцать один, тридцать два, тридцать три. Запах, немного похожий на тот, что был в склепе на брентовском кладбище и в подвале заброшенного завода, нисколько меня не пугал, так же как многометровая толща земли над головой, потому что в конце туннеля и в окружавшей меня темноте – сорок два, сорок три, сорок четыре, – в конце темного рукава я видел светлый, все увеличивающийся кружок выхода, и все больше света было у меня впереди, и наконец кончился холод – пятьдесят девять, шестьдесят, шестьдесят один, – и вот я уже стою под горячими ослепительно яркими лучами, зажмурив глаза и выпрямившись, – я уже на другой стороне.

– Четыре минуты! – услышал я голос Петра. – Целых четыре минуты – что, нельзя было быстрее? – Он стоял рядом с выходом из туннеля, прямо под солнцем, и я не мог сразу посмотреть ему в лицо.

– Ясно, что можно быстрее, – отвечал я, – но я не хотел ошибиться!

Мы взобрались по крутой насыпи наверх, и тогда Петр показал мне рукой на сумасшедший дом, который был виден вдалеке за кронами деревьев.

– Думаешь, он там? – спросил Петр.

– Да, – сказал я, – наверняка там, его тогда не убили.

Помню, что, когда мы спускались вниз, по другую сторону насыпи, которая была похожа на заброшенную дорогу, я обо что-то споткнулся. Из земли выступала заросшая травой железнодорожная шпала. Все внизу сидели, опустив ноги в воду, и только Вайзер стоял на берегу. В руке у него была палочка, и я видел, как он чертит что-то на земле, где трава росла пореже.

– Что это? – спросил я, но Элька быстро сказала, чтобы я ему не мешал.

Вайзер что-то вписывал в квадрат, поделенный на ровные клетки, вписывал, стирал и снова вписывал. Не отрываясь от квадрата, он спросил: сколько получилось шагов?

– Шестьдесят один, – сообщил я, и тогда он еще что-то дописал и стер, словно это была таблица умножения или какие-то счеты.

– Иди сюда, – позвала меня Элька, – не видишь, он занят?

Я подошел к ним, но успел сосчитать все клетки в квадрате – их было тридцать шесть, по шесть с каждой стороны. Петр говорил, что, если взрыв удастся, вода зальет луг и через какое-то время за неимением слива подойдет к дороге.

– И что тогда? – спросил я, но Эльку это ничуть не тревожило.

– Придут пожарники, солдаты и сделают отвод или новый туннель, а прежде мы успеем искупаться, – объяснила она, будто речь шла о прогулке в Елитково, – и тогда – ищи нас.

– Или придем вместе с другими посмотреть, – придумал Шимек, – и никто не узнает, чьи это делишки.

– А если бы наверху ходил поезд, – добавил Петр, – вот было бы шуму!

Вайзер стер ногой свой квадрат.

– Так, – сказал он громко, – все ясно!

– Ну и когда же? – спросил я нетерпеливо.

– Я должен проверить, где лучше заложить заряды. Там нет стекол? – обратился он ко мне, и я понял, что сейчас он захочет войти в туннель.

– Нету, – ответил я. – А можно я с тобой?

– Останься.

Элька подошла к нему:

– Я тоже хочу посмотреть.

И вот они уже подошли к своду и, наклонив головы, исчезли в темном коридоре, как я минуту назад, а Петр поднялся по откосу наверх, чтобы дождаться их с другой стороны. Я стоял, уперевшись в бетонный свод, и видел сгорбленную фигурку Эльки, которая шла за Вайзером, все слабее доносились до меня их голоса и удаляющееся хлюпанье, смешанное с шумом воды, и наконец увидел неясные контуры фигур там, где виднелось яркое пятно света, в котором контуры размылись совсем и исчезли. Сколько это могло продолжаться? Я говорю не о переходе через туннель, я спрашиваю, сколько могло пройти времени, прежде чем я услышал над головой окрик Петра: «Что за черт, куда они подевались?» Шимек утверждал, что прошло добрых восемь-десять минут, но ни тогда, ни тем более теперь, когда я это пишу, я не могу сказать, как долго это продолжалось на самом деле. Петр ждал по ту сторону, ждал и считал, считал и ждал, пока ему не надоело ждать и он не заглянул в арку туннеля. Не увидев их, он подумал, что они, наверное, вернулись, так как нашли уже хорошее место для закладки взрывчатки. И снова перебежал через насыпь на нашу сторону, но увидел меня, стоящего у входа, и Шимека, бродившего по воде, и больше никого. Я думал, что он пошутил, когда сказал: «Они не выходили оттуда», – а он подозревал, что я надуваю его и пугаю, но минутой позже мы уже знали, что ни он, ни я не шутили, а шутил над нами Вайзер. «Не может быть, – сказал я, – там нет ни одного выступа, ни одного углубления сбоку, где они могли бы спрятаться». Но их не было ни с этой, ни с той стороны насыпи. Целый час бродили мы с Шимеком по туннелю, обстукивая и ощупывая каждый камень, каждую трещинку, каждый кирпич и кусок цемента. «Вайзер! – кричал я. – Вайзер, это ты уж слишком загнул, где вы?» Но кроме шума воды и гулкого эха, никто нам не отвечал. Мы сидели над Стрижей до вечера у обоих выходов из туннеля, а Петр караулил наверху, на насыпи, – все безрезультатно. Возвращались мы понурив головы, и, хотя каждый из нас думал, что ничего дурного не случилось и что они самое позднее завтра утром появятся в школе на торжественном собрании в честь начала учебного года, хотя мы твердо в это верили, все же чудилось нам в их исчезновении что-то ненормальное, словно Вайзер, договорившись с нами о чем-то, надул нас, чего он никогда не делал за все время знакомства. Когда позади осталось брентовское кладбище – мы шли по насыпи – и когда с вершины Буковой горки мы увидели крыши нашего квартала и дальше бетонные плиты аэродрома и залив, с севера, со стороны моря, задул первый в том году холодный, освежающий ветер. У домов, где кончался лес, я почувствовал на лице большие, как виноградины, тяжелые капли дождя. Они падали на землю и тут же впитывались, но за ними все быстрее летели следующие, и через минуту улица, город и весь мир тонули в серых струях дождя.