Змей и Радуга. Удивительное путешествие гарвардского ученого в тайные общества гаитянского вуду, зомби и магии - Уэйд Дэвис

Католики, как всегда готовые избавить простонародье от языческой скверны, тут же начали эксплуатировать чудотворное место в своих целях. Вскоре его украсили молельня и алтарь, факт пришествия Девы Марии подтвердили и заверили авторитетные богословы, после чего июльский день был объявлен полноценным праздником, отмечать который следует ежегодно. Но вскоре этот сюжет получил неожиданный поворот. Священники всё чаще стали находить возле зажжённых свеч тарелочки с едой. Как только они разобрались в происходящем, их миссионерский пыл заметно поубавился. Вместо поглощения язычества церковными обрядами, произошло нечто противоположное. Крестьяне увидели в Деве Марии Эрзули Фреду[149] – свою богиню любви, явление которой в их глазах было не христианским чудом, а лишним подтверждением язычески священной природы водопада.

Вторично Пресвятая Дева явила себя во время американской оккупации, и на сей раз клерикалы встретили её во всеоружии. Местный священник объявил феномен плодом суеверного воображения и обратился за помощью к капитану морских пехотинцев, расквартированных поблизости. Тот приказал сержанту-гаитянину выстрелить в источник света. После выстрела свечение переместилось на соседнюю пальму. Так продолжалось до тех пор, пока священник в отчаянии не распорядился вырубить все деревья. В период вырубки видение парило над молельней, и как только рухнула последняя пальма, оно приняло вид голубя. Служитель церкви было обрадовался, но тут пришло известие, что пожар уничтожил всё его имущество вместе с домом. На этом его злоключения не закончились, неделю спустя несчастного попа разбил паралич. Та же участь постигла и американца, а туземец-сержант сошёл с ума и бродил по лесу без цели. По рассказам местных жителей, голубь кружил вблизи от посёлка ещё несколько дней, пока не поднялся к водопаду, где и растворился в искристой дымке.

Струи водопада вытесали укромную купальню в известняковой толще утёса, и к моменту моего прибытия, вскоре после полуночи, её своды купались в сиянии мириад свечек. А в глубине, куда не проникает лунный свет, стаями и порознь толпились десятки паломников, распевая ритуальные песни. Всюду вокруг меня пульсировали тела, прокалённые тропическим солнцем. В вышине, на тропе, которая привела меня сюда, другие паломники мирно лежали на земле и парили в ночном небе вместе с облаками. Поверх дерева мапу, раскинувшего ветви над купальней, разостлало заботливо ветви само небо, и виднелись россыпи налитых светом звёзд, подобные сочным цветам на вешних побегах.

Водун, подчёркивал Макс Бовуар, не является анимистической религией. То есть, верующие не наделяют душой природные объекты, поклоняясь духам-лоа, которые могут быть определены как различные проявления божества. В море господствует дух Агве[150], Огун – это дух огня и металлов. Но есть ещё и богиня любви Эрзули, и божок мертвецов – Гэдэ, а посредничает между ними влиятельный Легба[151]. На самом деле счёт проявлений, которые чтит водунист, идёт на тысячи, и каждое из них он искренне принимает всерьёз, будь то живое существо или неодушевлённый предмет. Оставаясь главной фигурой в пантеоне, Бог далёк от земного, дольнего мира, предоставляя гаитянину лоа. С лоа тот и имеет дело в повседневной жизни.

Духи живут «на два дома», курсируя между Гаити и Гвинеей – мифической прародиной гаитян. А ещё они любят жить среди величественных красот природы. Поднимаются со дна моря, спускаются по тропам с горных вершин на цветущие равнины. Внутри камней, в пещерной сырости, на дне колодцев – они обязательно там. Туземца тянет к таким местам, как нас влечёт под своды собора. Мы ходим туда не ради архитектуры, а за частицей божьего присутствия. В этом и состоит смысл паломничества.

Совершив омовение под водопадом, я пробрался к дереву мапу, чьи узловатые ветви и сплетения корней укрыли меня от сырого и холодного ветра. Рокот воды заглушал остальные звуки, впрочем, вскоре он отошёл на задний план, став чем-то вроде постоянного ровного фона в ушах людей, лишённых слуха и уже привыкших к нему.

Меня предупредили, что у подножия дерева живут две змеи – зелёная и красная. Даже если это так, мне они не показались. По обе стороны моего ложа была древесная кора, а под руками упругие корни. Строение этого дерева мне было известно во всех подробностях – каждая клетка, каждый сосуд и волокно. Я знал расположение каждой тычинки, и куда течёт каждая капля зелёной его «крови». На занятиях по ботанике мы разделывали его на тысячу и более частей, и каждую потом изучали по отдельности. И в каждой на опыте подтверждалось то, на чём нас натаскивали в теории. Таков был привычный ход научного исследования. Каждый досконально исследует свой узкий «участок», часть целого. Но что бы я мог узнать таким путём про Локо – божество растительности, насыщающее целительной силой листву? Ту самую, что шелестит над моей головой. Нежданно и непривычно для меня самого, но травяная обитель божества представилась мне не суммой разных частей, а единым живым существом, одушевлённым человеческой верой.

Я ковырнул ногтем кору, и по спине пробежали мурашки. Я резко поднялся. Вокруг дерева и у моих ног, свернувшись по-собачьи, в кромешной тьме маячили силуэты паломников. В сплетении корней мерцало множество свечей, которых не было, когда я пришёл сюда отдохнуть. Отовсюду тянулись руки, вставляя восковые свечи в углубления в гладкой коре. Коптя и потрескивая, фитили то и дело гасли. Надо всем царила мощь водопада.

Я дважды просыпался на рассвете, сначала под кобальтовым небом при свете луны, чтобы потрогать ветви кустарника, тяжёлые от ночной влаги. В лунном свете застывшие корни мапу пугали холодной белизной. Когда я проснулся снова, звёзды потускнели, сквозь горизонт пробился сияющий рассвет. Проделавшая свой путь по ночному небу Венера была едва заметна. Я следил за нею до боли в глазах. Серое облако скрыло планету, а когда оно растаяло, в небе оказалось пусто. Сколько я ни всматривался, Венера пропала с глаз бесследно, но ведь, на самом деле, она никуда не пропала! Учитывая, сколь много отражаемого ею света, Венера должна быть видна даже среди бела дня, подтвердит вам любой астроном. Когда-то давно мы, люди, могли наблюдать её круглосуточно. А некоторые индейцы до сих пор любуются тем, что стало для нас невидимо. Какие-то пятьсот лет назад мореходы ориентировались по ней днём так же легко, как и ночью. А мы, нынешние, уже не можем – навык утрачен. Хотелось бы знать, почему.