Убийственно жив - Питер Джеймс

Патрульная машина курсировала по замусоренной Уэст-стрит; все клубы уже были закрыты, тротуары усеяны битым стеклом, недоеденными бургерами, обертками от кебаба и прочими отбросами субботней ночи. Две уборочные машины трудились изо всех сил, скрежеща вдоль бровок.

– Конечно, тогда было все по-другому, – рассуждал Билл Норрис. – В те времена у нас были свои информаторы, понял? Однажды, когда я работал в бригаде по наркотикам, мы два месяца держали под присмотром деликатесную на Ватерлоо-стрит по раздобытым мной сведениям. Я знал, что мой человек прав. – Он постучал себя по носу. – У меня чутье полицейского. Оно либо есть, либо нет. Ты сам скоро поймешь, сынок.

Солнце светило им прямо в лицо, поднимаясь над Ла-Маншем в конце улицы. Дэвид Кертис прикрыл рукой глаза, разглядывая тротуары, проезжавшие автомобили. Чутье полицейского у него точно есть.

– И еще нужен крепкий желудок, – продолжал Норрис.

– У меня железный.

– Ну так вот, сидим мы в поганой развалюхе напротив – всегда заходили и выходили через черный ход. Холод там был адский. Два месяца! Задницы отморозили. Я нашел старую шинель железнодорожной охраны, которую оставила какая-то шлюха, в ней и сидел. Два месяца мы там торчали, день и ночь напролет, днем следили в бинокли, а в темноте в приборы ночного видения. Ничего не делали, только свет тушили. Знаешь, как у нас говорится: рассказывать байки – тушить свет. Ну, и как-то вечером подкатывает машина, большой…

Стажера-констебля на время избавил от этой истории, которую он уже дважды слышал, вызов из центральной диспетчерской.

– Сьерра-Оскар вызывает Чарли-Чарли-сто девять.

Дэвид Кертис ответил по рации, прикрепленной к лацкану пиджака:

– Сто девятый слушает, говорите.

– У нас очередная тревога второй степени. Вы свободны?

– Да-да. Давайте подробности. Прием.

– Адрес Ньюман-Виллас, семнадцать, квартира четыре. Жиличка Софи Харрингтон. Вчера не явилась на встречу с подругой, со вчерашнего дня не отвечает на звонки по телефону и в дверь, что для нее нетипично. Можете проверить, чтоб мы сняли вопрос?

– Повторяю, Ньюман-Виллас, семнадцать, квартира четыре, Софи Харрингтон. Правильно?

– Да.

– Принято. Едем.

Радуясь возможности заняться настоящим делом, Норрис развернул машину так круто и быстро, что взвизгнули шины. Потом свернул на Вестерн-роуд, набрав такую скорость, какой, строго говоря, и не требовалось.

Извинившись перед Марселем Кулленом, Грейс поднес трубку к уху и нажал зеленую кнопку.

– Рой Грейс слушает.

Услышав ядовитый голос, сразу же пожалел, что ответил, – пусть бы чертов телефон звонил себе и звонил.

– Где вы, Рой? Не за границей ли? – Его непосредственная начальница Элисон Воспер была, очевидно, удивлена. – Слышу какой-то чужой гудок.

Этого звонка он сегодня не ожидал и поэтому не был готов к ответу. Звоня Марселю в Германию, он тоже заметил другой тон гудка – ровный непрерывный писк вместо двух тонов Соединенного Королевства. Понятно, что врать бессмысленно.

Грейс глубоко вдохнул и сказал:

– Я в Мюнхене.

На другом конце послышался такой звук, словно в складе из рифленого железа, полном туго надутых мячей, сдетонировало небольшое ядерное устройство. Затем после нескольких секунд молчания голос Воспер кратко объявил:

– Я только что пролила кофе. Перезвоню попозже.

Грейс проклял себя, что как следует не подумал. Разумеется, в нормальном мире он имел бы полное право на выходной, оставив вместо себя заместителя. Но мир, в котором рыщет Элисон Воспер, не является нормальным. Она давно по непонятным причинам невзлюбила Грейса – отчасти, несомненно, из-за недавних злоречивых газетных статей в его адрес – и постоянно выискивала повод избавиться от него, остановить продвижение по службе, перевести куда-нибудь подальше от себя, в другой конец страны. Выходной, взятый на третий день после тяжкого убийства, не повысит ее мнения на его счет.

– Все в порядке? – поинтересовался Куллен.

– Лучше не бывает.

Опять зазвонил телефон.

– Что вы делаете в Германии? – поинтересовалась Элисон Воспер.

Рой терпеть не мог врать, по недавнему опыту зная, что ложь делает людей слабыми, но он знал также, что правда не всегда радушно приветствуется, поэтому извернулся:

– Проверяю одну ниточку.

– В Мюнхене?

– Да.

– Когда ждать вашего возвращения к руководству операцией в Англии?

– Сегодня вечером, – ответил он. – Во время отсутствия меня замещает инспектор Мерфи.

– Отлично, – сказала Элисон Воспер. – Значит, сможете повидаться со мной сразу после утреннего инструктажа?

– Да. Зайду около девяти тридцати.

– Что скажете по делу?

– Мы неплохо продвинулись. Я готовлюсь к аресту. Жду анализов ДНК из Хантингтона, надеюсь завтра получить.

– Хорошо. – Нисколько не смягчив тон, Элисон Воспер заметила: – Говорят, в Германии великолепное пиво.

– Не знаю, не пробовал.

– Я провела медовый месяц в Гамбурге. Можете мне поверить, действительно прекрасное пиво. Попробуйте. Значит, завтра утром в девять тридцать. – И начальница разъединилась.

Черт возьми, думал Грейс, злясь на себя за то, что так плохо подготовился. Черт, черт, черт! Завтра утром Элисон обязательно спросит, какую такую ниточку он проверял. Надо выдумать что-нибудь неотразимое.

Проехали жилой квартал на холме, где круглый нос БМВ высоко задрался, потом отель «Марриот».

Грейс заглянул в электронную почту. Прочтения ждал десяток сообщений, пришедших уже после приземления, почти все были связаны с операцией «Хамелеон».

– Старый олимпийский стадион, – указал Куллен. – Грейс взглянул влево на сооружение, имевшее крайне затейливую форму. Свернули направо в туннель, перевалили трамвайную линию. Грейс расстелил на коленях карту, пытаясь сориентироваться.

Куллен взглянул на часы:

– Знаете, я планировал сначала заехать в офис, ввести в систему данные, а теперь думаю, лучше сначала отправиться в Зеехаусгартен. Там сейчас пик, очень много народу. Может, вы ее увидите. А в контору потом заедем, идет?

– Вы гид, вам и решать, – ответил Грейс, глядя на голубой трамвай с огромной рекламой на крыше.

Видно, неправильно его поняв, Куллен принялся называть галереи, мимо которых они ехали по широкой улице.

– Музей современного искусства… А вон там Дом искусств – художественная галерея, построенная при гитлеровском режиме…

Через несколько минут они въехали на длинную прямую улицу, которая шла вдоль усаженного деревьями берега реки Изар. Слева тянулись многоквартирные дома. Прекрасный большой город. Чертовски большой. Проклятье! Как искать Сэнди в такой дали от дома? Если она не хочет, чтоб ее нашли, то выбрала самое подходящее место.