Почтовые открытки - Энни Пру
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Подстрелил кого-нибудь?
– Да. Как ты его сюда притащил? Эй, Пуля. Я имею в виду того лося?
– Это было чудо. Я пошел прямо по лесу за домом и минут через десять наткнулся на чертовски крупного лося. Я так офигел от неожиданности, что даже ружье не сразу зарядил. Он просто стоял у меня по борту. И не видел меня. Ну, я наконец достал из кармана патроны, вставил в ружье, поднял его, а оно, сука, не выстрелило. Только щелкнуло. Лось услыхал и бросился наутек. Тогда я переломил ствол и знаешь, что сделал? Вставил в него вместо проклятого патрона тюбик бальзама для губ. – Он рассмеялся грубым булькающим смехом. Как боров с перерезанным горлом, подумал Лоял, который уже раз двадцать слышал байку про губной бальзам, и не только от Пули.
– Но вижу, ты все равно его подстрелил. Я-то хочу знать, как ты его в одиночку дотащил сюда.
– Ах это. Да, это тоже забавно. Я был так ошарашен, что пошел обратно, а по дороге наткнулся на твои следы, но не только я: будь я проклят, если какой-то лось тоже не увидел отпечатки твоих мокасин и не окочурился от сердечного приступа, представив, что ты где-то рядом. Почему бы тебе не подтянуть стул к столу и не открыть банку спагетти? – Пуля был добродушным старым шельмецом.
После сезона охоты они расходились, и зимой каждый следовал своим путем. Лоял нанимался на временную работу – ухаживать за овцами или крупным рогатым скотом, пока снег не сойдет с гор. Пуля отправлялся в Лас-Вегас.
– Вот увидишь, я вернусь с гораздо большей кучей денег, чем в прошлом году, – самодовольно заявил он. – Я веду чудесную, честную жизнь. Там, в Вегасе, у меня прачечная. Мой партнер из местных, Джордж Уошат – как тебе фамилия для парня, работающего в прачечной[70]? – управляется с нею летом, пока я брожу по горам, осенью я приезжаю с огромным лосем на крыше пикапа, не потому что так уж люблю лосятину, но выглядит шикарно, Джордж отваливает в Палм-Спрингз, где у него тоже какое-то дельце, а я управляю прачечной, строго по правилам – да, мэм, нет, мэм, – не трачу честно заработанные деньги на игру, забочусь о двух своих многоквартирных домах, собираю плату с жильцов, провожу время с детьми, Барбарой и Джози, встречаюсь с бывшей женой и подружками. Моим девочкам сейчас тринадцать и пятнадцать, но у меня в чулке уже скоплено достаточно, чтобы они могли поступить в лучшие колледжи страны. Они умные девочки. Наверняка многого добьются. Джози хочет стать ученым, но в какой области, еще не решила. Подумывает о биологии. Изъявила желание следующим летом поехать со мной копать. Барбара играет на пианино не хуже Либераче[71]. Кроме шуток, она действительно отлично играет.
Каждую весну месяц уходил на то, чтобы они снова притерлись друг к другу. Поначалу они работали рядом, но никто не мог долго продержаться рядом с Пулей, не почувствовав себя измочаленным. А Пуля жаловался, что Лоял достает его своей молчаливостью.
– Господи, конечно, это надежно иметь работящего и спокойного партнера, но я чувствую себя так, будто обязан разговаривать за двоих. Задаю вопрос, а ты только хрюкаешь в ответ. И мне приходится отвечать на него самому.
Лоялу осточертевало слышать, как Вулфф произносил одни и те же две фразы, когда они оказывались в новой местности. Либо: у меня такое ощущение, что в этой скале есть ископаемые, либо – мой всенаправленный инстинктивный локатор обнаружения динозавров говорит, что здесь ничего нет.
Постепенно они расходились все дальше и дальше, пока не приходилось кричать, чтобы понять, где находится другой.
Собственное ощущение того, где надо искать, Лоял объяснить не мог. Это напоминало заманивание в ловушку: отчасти инстинкт подсказывал, какими путями могли двигаться животные в данной местности, отчасти способность чувствовать многотысячелетний ландшафт, иррациональное понимание, подсказывавшее, где могли находиться озера и места, куда животные приходили поваляться в грязи, где в том исчезнувшем мире располагались карстовые воронки и расщелины.
– Черт возьми, ископаемые можно учуять носом, – говорил Пуля.
– Это верно, – отвечал Лоял. – Они пахнут, как горелая мука.
Но что ему действительно нравилось, так это следы. Сколько раз он останавливался как вкопанный и оттаскивал Вулффа от того, чем он в тот момент занимался!
– Какого дьявола? Это всего лишь следы. – Его обклеенные пластырем руки застывали, скрюченные, как когти, и он стоял, уставившись на следы. – Мы не можем раскапывать каждый след, это же целая цепочка, понимаешь? Ты что, хочешь, чтобы мы раскопали две сотни отпечатков ног, каждый величиной со стиральную машину?
– Я хочу проследить, куда они ведут. Это не имеет отношения к костям. Кости мертвы, это просто останки, а следы – посмотри, они живые, как будто живое животное их оставляет. Похоже на охоту. Мы преследуем это животное, я прямо чувствую, как оно идет куда-то по своим делам еще до того, как первые люди вышли из небытия. – Его самого удивляла собственная одержимость. – Видишь, как вот здесь передняя часть стопы углубилась в землю, а пятки совсем не видно? Чьи бы следы это ни были, это существо бежало. А посмотри на размер отпечатка. Целый фут. Какая-нибудь зверюга с красными глазами и огромными когтями. Как бы тебе понравилось, если бы такое выскочило прямо на тебя из кустов? А может, за ним гнался какой-то еще больший гигант, и он улепетывал от него со всех ног? Пуля, ты только представь себе это, только представь!
– И чего ты так заводишься? – Тем не менее Вулфф написал Фэнти Хорсли из Американского геологического музея Бейнеке, что с ним вместе копает один чудак, которого интересуют следы, и нет ли, мол, кого-нибудь, кто захотел бы, скажем, совершить экспедицию протяженностью с милю по цепочке следов.
После бурной дискуссии, оставшись за недостатком доказательств каждый при своем мнении, они устроили привал. Накал страстей доходил у них до точки кипения, и спор превращался в матч по перекрикиванию друг друга благодаря Пуле, который вырос в Южной Дакоте и считал себя знатоком степных трав; бывало, он резко ударял по тормозам, выскакивал на обочину и срывал пучки травы в подтверждение своей точки зрения.
– Смотри сюда, Блад, это хохлатый ковыль, кустовой злак, растущий в прохладный сезон, я всю жизнь видел его, а это зеленый ковыль, или трава-дикобраз. Видишь, у нее длинные стебли, как колючки дикобраза.
– Ну, не знаю, Пуля, по мне, так эти выглядят как иголки с маленькой ниточкой в ушкé, а те – как иголки дикобраза.
– Я тебя люблю, Блад, но