Покрова Ахерона - Евгения Витальевна Кретова

– Все спокойно. – Он буравил ее взглядом, смотрел пристально, выискивая в облике землянки следы недомогания. – Я вышел, чтобы узнать, как ты.

– Ты хочешь сказать – проверить, не сдохла ли я?.. Как видишь, нет… Благодаря тебе.

Креонидянин склонил голову к плечу, будто бы снисходительно принял благодарность.

Она села напротив.

– Я хочу знать, что произошло: почему ты в начале сдал меня ушедшим, а потом передумал.

Сабо неторопливо достал из кармана шоколадный батончик и положил на стол. Придвинул землянке.

– Ешь. Тебе нужно.

Девушка помолчала. Взяла в руки упаковку, аккуратно вскрыла ее и откусила. Сабо внимательно следил за каждым ее движением и не отвечал.

– Я задала вопрос. Ты хотел отдать меня атавитам. И передумал. Почему?

– Я ожидал кого-то с Коклурна. Торговец рабами, лабораторная крыса – тело землянки здесь диковинный артефакт. – Он с удовольствием наблюдал, как девушка поморщилась, подавила тошноту. – Увидев этих тварей, я понял, что меня обманули. – Он откинулся на спинку, сверил девушку взглядом. – Теперь я хочу разобраться, что происходит.

Назойливая мысль жалила, как оса, не давала покоя. Ульяна решилась:

– Расскажи о ней.

У Сабо округлились глаза, на мгновение в них полыхнул страх и неуверенность. Одно мгновение, которое безошибочно показало его слабое место, его уязвимость. Когда снова посмотрел на Ульяну, во взгляде остался лишь надменный холод.

– О ком ты?

– Нади́я. Ты сегодня назвал так меня. Я слышала, не говори, что этого не было.

Он молчал.

Ульяна уже на надеялась, что заговорит, когда он открыл рот и проговорил едва слышно:

– Она была землянка. Как ты. Золотые волосы по спине. Она смотрела на меня так же, как и ты – со страхом и презрительным изумлением. Чуть приоткрыв рот от ужаса и отвращения… – Он положил руку на подлокотник, высокомерно поднял подбородок. – Мне подарили ее на шестнадцатилетие.

– Что значит подарили?

– Как дарят вещь. – Он нахмурился, хотел сказать что-то еще, но умолк.

Ульяна прикрыла рукой глаза, пробормотала:

– Дикость какая.

– Вам тоже собачек на день рождения дарят, – Сабо огрызнулся, но мгновенно взял себя в руки. – Она боялась меня… Каждый раз, когда подходила ко мне, дрожала. От нее пахло травами. И цветами, как от тебя. – Он прищурился, склонил голову к плечу: – Что за запах? И чем сильнее она боялась, тем острее манил ее аромат. Я сходил с ума. Отец и дядя наблюдали за нами, они ждали, что я быстро наиграюсь. Но я не отпускал ее от себя… Меня забавлял ее страх. Я любил заставлять ее делать что-то совсем рядом со мной, почти касаясь. Чтобы она боялась и вздрагивала от любого неосторожного движения. Я тогда принимал лекарство, оно нейтрализовало кислоту, я воспользовался этим, чтобы дотрагиваться до нее. Безопасно. Я был любопытен и ласков, как бывают ласковы ваши, земные, мужчины. И я приручил ее.

Ульяна уже была не рада, что спросила, терла виски и отворачивалась.

– Господи, меня сейчас стошнит.

Он мутно покосился на нее, продолжал тихо, исступленно, будто проклиная и себя, и ее.

– Отец заметил, как она на меня смотрит, потребовал объяснений. Я сказал, что она для меня ничего не значит. Хотел уберечь этим. Они пришли ночью, я был с Надией. Они тайком наблюдали, как я брал ее. А потом ввели препарат, вернувший кислотность моему семени… Они ждали, что будет весело. А Надия не кричала, не просила о помощи. Только смотрела на меня и плакала. Отцу стало скучно, он ушел. А я остался. Я слышал, как она кричала… Потом, когда ее все-таки забрали от меня.

– И ты ей ничем не помог?

Он мутно посмотрел на нее, покачал головой:

– Иногда милосерднее позволить умереть, тебе не понять это, салага… Я выпил ее последний вздох… А потом, когда я первый раз тебя увидел, там на Тамту, около аудитории 7С, я решил, что это она ожила. Тот же цвет волос, тот же взгляд. Ты пришла и стала живым напоминанием, моим кошмаром. Ты вытащила то, что должно было быть погребено и забыто.

Ульяна изучала его с удивлением и тоской, в груди кошачьим когтем скребся страх: она внезапно поняла, что всякий раз, когда он касался ее, он был готов разорвать ее на части, в эти моменты он на самом деле не контролировал себя. Теперь, когда она знала причину его маниакальной ненависти, находиться рядом с ним стало особенно страшно. Девушка смотрела на него и не могла отогнать от себя странное чувство, когда не можешь отвести взгляд от самой мерзкой вещи на свете. Перед ней сидел самый прекрасный и самый жуткий ангел. Хотя таких, как он – целая планета и десяток колониальных миров.

– Это не я пришла. Это совесть тебе покоя не дает. И осознание предательства… Ты ведь предал ее, свою Надию, – она отошла к столу, растерла виски. – Имя такое странное… Господи, лучше умереть, чем пережить то, что пережила она. Неужели ты это не понимаешь?

Он поймал ее взгляд, криво усмехнулся:

– Ты зато очень много понимаешь.

Он порывисто встал и направился на камбуз.

Ульяна проводила его взглядом – неприятное, липкое ощущение опасности росло. «Зачем он ей рассказал это? Ведь мог промолчать. К чему такое откровение?». Она понимала, что креонидянин ничего просто так не делает. Если он рассказал ей об этом, то для чего-то.

Ответ был очевиден.

Он повышает ставки, доводит ее страх до паники, когда она не сможет соображать. Возможно, на этот раз не для того, чтобы передать атавитам. Возможно, на этот раз – для собственного удовольствия.

От этой догадки бросило в жар: одно дело столкнуться с патологическим садистом, другое – если он решил, что ты ему кого-то напоминаешь. Кого-то, с кем он был близок, кто сам стал навязчивой идеей и проклятием. Ульяна старательно прогоняла из памяти моменты в камере 614 и недавние, в шлюпке «Берга». Липкие руки, тяжесть его тела и вонь, приправленные парализующим страхом. Сейчас, когда пришло понимание, что креонидянин в эти моменты чувствовал, страх заполнил ее с новой силой.

Девушка прикрыла глаза, медленно выдохнула – обычно это помогало ей вернуть самообладание. Единственное, что ее избавит от Сабо и от животного страха, который заполняет ее, – это возвращение Артема на борт «Фокуса». Артема и всех ребят.

Она автоматически проверила клапан на кармане, где лежал парализатор. Переложила ближе плазменный нож – тот самый, что уже спас ее в клириканской шлюпке.

Шутки в сторону, как говорит Вася Крыж. Ставки слишком высоки: по одну сторону борта атавиты, по другую – маньяк, решивший, что она напоминает ему его прежнюю