Красна Марья - Наталья Ратобор

— Ну, раз так… — У Лины даже дух перехватило от волнения.

С этих пор Капитолина перестала задаваться вопросом о загробной участи Марии Сергеевны.

Глава 22

Ранняя майская Пасха 1932-го года принесла радость в их печальный дом: предпраздничные хлопоты заполнили жизнь Лины, и она вовлекла в этот живоносный круговорот всю семью. Вдохновляемые Капитолиной, дети читали Евангелие и увлеченно разрисовывали пасхальные яйца. Алексей принес и с песком отдраил удобный камень — гнет для творожной пасхи, Капитолина целую ночь колдовала над куличами. Софья Павловна всем руководила с полным сознанием собственной значимости, и это было лекарством для ее измученной души, позволяло отвлечься… В Страстную седмицу Капитолина всем существом своим рвалась в церковь, но семья не решилась по холоду увозить малышей далеко от дома — поехали только в самый день Светлого Христова Воскресения. Забылись трудный быт, неласковый словацкий прием, притеснения униатов. На всех лицах были растроганное умиление и воодушевление. Даже незнакомые христосовались, как родные.

На второй седмице по Пасхе Алексей и Капитолина привезли всю семью на кладбище. Дрогнувшими голосами пропели пасхальный тропарь. Когда возвращались, было печально, но все равно светло на душе: беззаботно перекликались пичуги, солнце играло, природа ликовала, хотелось верить в хорошее.

* * *

А еще через две недели у соседей случился пожар. Пламя быстро перекинулось на соседние дома. Крестьяне дружно кинулись тушить, хорошо сознавая общую опасность; люди метались в отсветах пламени, мычал выпускаемый из хлевов скот. К счастью, ветер утих и огонь удалось остановить. Дня два спустя на месте выгоревших дворов все еще дымилось смрадное пепелище.

В этом довольно бедном селе жители помогали погорельцам соборно — кто чем может. Капитолина с минуту потерянно наблюдала, как Алексей решительно складывает на телегу тяжким трудом нажитое добро: посуду, одеяла, матрасы, — и вдруг, словно очнувшись, бросилась помогать.

— Дети ведь у нас! — задыхаясь от возмущения, в отчаянии крикнула им Софья Павловна.

А Алексей увязал последний мешок скарба и, опуская его в телегу, заметил через плечо:

— Там — тоже дети… У нас — верные стены да крыша над головой, а у них и того не осталось…

К тому же, не слушая возражений тещи, он принял в дом семью погорельцев — и еще с месяц они жили довольно скученно, пока те не перебрались к родне в соседнее село. Остальных приютили односельчане: в округе почти все доводились друг другу хоть дальней, да родней. Пострадавших распределили по семьям, несмотря на то что порою сами принимавшие были беднее бедного. Иные перебрались в уцелевшие бани. К лету погорельцам — сообща — взялись поставить новые срубы.

Глава 23

Уроки были закончены, дети уложены. Софья Павловна церемонно распрощалась и также отправилась на покой. Капитолина осталась ставить заплаты на коленях Сережиных штанов, Алексей же выстругивал зубья для деревянных грабель, напрягая зрение при тускловатом свете керосиновой лампы. Утомив глаза, он отложил недостроганные колышки и в молчании наблюдал за сосредоточенным, серьезным лицом склонившейся над шитьем Капитолины. Налет легкой грусти придавал ей одухотворенный и даже торжественный вид.

— Что приумолкла, Линка? Запечалилась, сестренка?

— Да я… знаешь, Алеша… Вот размышляю: отчего это бывает — два хороших, добрых человека не находят общего языка, неприязнь таят, сторонятся друг друга…

— Ишь ты какие вопросы подымаешь. Я так думаю, Лина: осколки неправды в нас сидят. Укоренились, слились с душою, так просто и не вытравишь, да что там — иной раз и не различишь неправды в себе. А если была бы повсюду любовь, так ее свет помог бы разглядеть их в себе, а совесть не позволила бы неправде совершиться. Грешные мы, слабые, трезвиться не умеем… Да что там — и не хотим порою: ведь это больно — греховного червя долговязого из души извлекать. Куда как легче ближнего во всем обвинить. Смирения мало, выше других себя мним. А сами-то… как черви навозные…

— А ты стал философом, Алешка! — заметила девушка.

— Да брось, я всегда таким был — может, не замечала только. Не грусти, сестренка, перемелется — мука будет. Ну, что теперь улыбаешься, заяц?

— Да я-то рада-радешенька, что ты так заговорил! А то все мне отдуваться приходилось… и, кажется, теми же словами…

— Ах, вот ты чему смеешься — что я тебя повторил? Ну что ж, стало быть, урок твой дóбро усвоен. Послушай: я вот огромное спасибо скажу — не знаю, как бы выдержал, не будь тебя. Душа моя Лина, да ведь я с тобою рядом — словно из топи воспрянул. Спасибо, не бросила. Ну что бровки-то хмуришь, верно говорю: невесть что сотворил бы с отчаяния, пропал бы тогда с ребятами!

— Ой, что-то в спине засвербило — не крылья ли пробиваются от твоих славословий? Оставим это, сударь, не то рассержусь. Ведь вы мне не чужие — и это естественно, как жизнь, не о чем тут толковать. Как раз наоборот, это я вам благодарна. Я ведь сиротою рано осталась, а вы мне такое теплое чувство вернули… ну, дома, семьи — понимаешь? Последнее время я все думаю, переживаю: как же я уеду, как жить теперь смогу — без моих соколят, без бабули… без тебя, Алеша!

Озадаченный Алексей завороженно вгляделся в печальные темно-вишневые очи, в которых искристо прыгал отблеск огня керосиновой лампы. Застигнутый врасплох такими словами, он покраснел и, замявшись, так и не найдясь с ответом, неуклюже пробурчал что-то про поздний час — и наскоро распрощался.

* * *

Вскоре за Капитолиной прибыл откровенно довольный своими успехами Беринг. Лина порывисто прижалась к нему, впрочем, с оттенком виноватой поспешности. Берингу ее горячий порыв не очень понравился — он не любил публичных проявлений чувств, но списывал простодушие Лины на некоторый пробел в воспитании.

Он вошел в дом и на входе чуть замешкался, когда в нос ему ударил запах хлева. Корова недавно отелилась, и теленка брали на ночь в теплые сени, опасаясь поздних майских заморозков. Софья Павловна была искренно рада гостю и отвела душу, выспрашивая о последних событиях в мире.

— А мы, с тех пор как Машеньки не стало, — пожаловалась она, и глаза ее наполнились слезами, — совсем здесь от мира оторваны: Алексей с Линой газет не выписывают и не очень интересуются новостями… Да им, по правде сказать, и некогда. Вы за Линушкой приехали — забираете нашего ангела-хранителя? Даже и не знаю, как мы будем справляться без нее…