Охота за призраком - Вячеслав Белоусов

Как ни опасался Сенека Агриппины, он не желал её смерти, поэтому пришёл в ужас. Его чувства разделял Бурр. И не они одни. Весь Рим стонал от ужасного коварства и безжалостности беспощадного зверя. Но никто не проронил ни слова и не подал вида. Они же с Бурром, содрогнувшись от того, как быстро гад пожрал свою породительницу гадюку, озаботились не на шутку. Уничтожив отчима, порешив всё его семейство, убив родную мать, Нерон не оставил и им надежды жить спокойно. Зверь избавлялся от своего прошлого, он менял личину.

Первым пал Афраний Бурр. Он всё ещё руководил гвардией преторианцев и был наиболее опасен императору, нежели философ и советник. В руках Бурра была охрана правителя, денно и нощно находившаяся поблизости. Вышколенная, проверенная им в многочисленных дворцовых передрягах гвардия беспрекословно подчинялась своему командиру. Неизвестно, кого бы она послушалась, дай ей приказ сам Афраний Бурр, а преданный сегодня, завтра он мог повернуть своих солдат в алых плащах на самого правителя. Заменив Бурра на молодого Софония Тигелина, Нерон отправил стареющего стратега в почётную отставку. Бурр встретил известие об удалении беспрекословно, спокойно, как и подобает благородному солдату. Он всё ещё верил, что безупречной долголетней службой заработал милость повелителя и спокойно скоротает время в семье среди детей и внуков до глубокой старости. Напрасно тешился идеалист фантазиями. Скоро, обвинённый в измене и заговоре, которые были придуманы самим Нероном, безвинный, оклеветанный позорной хулой доносчиков, благородный Бурр расстался с жизнью.

Сенеку до поры до времени спасала Актэ, пока не появился рядом с императором новый фаворит, этот проклятый красавчик Нарцисс. Злые языки шептали, что женоподобный красавчик заработал ближнее место у императора, ублажая того постельными утехами, но эти грязные слухи давно перестали смущать Нерона.

Настали времена, когда Нерона ничто и никто уже не могли удержать. Находиться с ним поблизости было смертельно опасно. И Сенека весть о своей отставке воспринял как спасение. Для услады последних лет он выпросил Альбанскую усадьбу. Вроде бы и при дворе, но всё же от дворцовых интриг и логова зверя его отделяли четыре тысячи шагов. Здесь он намеревался спокойно заняться любимой философией, предаться мыслям о вечном, готовить себя к неминуемой встрече с таинственным и неведомым, что зовётся смертью и началом другого существования его души, в которое он и верил, и сомневался.

Он не боялся того, что люди называли смертью и чему ужасались. Их пугал страх неведанного, ужас тайны. Они, слабые и немощные духом, теряли самообладание, страшились боли, наивно полагая, что смерть их всё же минует, настигнет другого, рядом стоящего, пусть даже близкого и родного существа. Так не хотелось им уходить из жизни в чёрное царство Аида[8]. Чудаки! Они обманывали сами себя короткой передышкой. Смерть неминуемо настигнет любого хитреца.

Только одно есть избавление от страха смерти. Надо постичь до глубины сознания, проникнуться, что смерть неизбежна! Можно соперничать только со временем, большего человеку не дано.

Тогда страх смерти исчезнет.

В этом была первая высшая мудрость, которую он постиг.

А вторая истина заключалась в том, что главная цель любого человека, а философа в особенности, — это уберечься от забвения. Поэтому-то тираны и диктаторы сжигали города, уничтожали книги, превращали в песок даже клочки цивилизации, несущие на себе память о прошлых великих делах и людях.

Так поступил Нерон с Клавдием, так мог он поступить и с ним, Сенекой. Забвение страшило Луция Аннея Сенеку больше всего, поэтому, поселившись в усадьбе, он сразу занялся приведением всех своих сочинений и мирских дел в порядок. Преданная Паулина тайком ото всех по ночам передавала упакованные в тюки свёртки его трудов надёжным друзьям, ученикам и последователям, те увозили, прятали. Мало осталось сподвижников, но тем, кто выжил, Сенека верил.

И всё же, занимаясь этим, Сенека в глубине души надеялся, что Нерон даст ему возможность умереть достойно естественной смертью.

С ним остался тот, кто его любил и к кому он сам был неравнодушен. Преданная Паулина Помпея, боготворившая его и следящая за каждым его жестом, как рабыня; опережая слуг, она угадывала его желания и немедленно исполняла. Верный лекарь, достойный собеседник и оппонент Светоний, долгими вечерними беседами скрадывающий его одиночество и развлекающий в бесконечных спорах об истине, — единственный ценитель его последних трудов.

Больше никого не осталось.

Лишние люди ему в усадьбе не нужны. Гостей он не приглашал и не ждал. Знал, к опальному придворному вряд ли кто осмелится наведаться, ибо каждое такое посещение будет расценено Нероном однозначно: смельчака, да и самого хозяина тут же обвинят в крамоле и заговоре. У Нерона повсюду прятались сотни соглядатаев и доносчиков. Он щедро оплачивал их поганый, но необходимый ему труд. Не скупился, ведь это компенсировалось во сто крат. Имущество заговорщиков, его близких и родных после казни шло в казну императора, разбрасывалось доносчикам. Так было со всеми, вставшими на дороге у Нерона или просто угодившими ему в немилость. Такая участь постигла родную мать императора. Этим завершил свой печальный итог его верный сподвижник бедняга — солдат Афраний…

Неужели такая же судьба уготована ему? Вот эта страшная мысль не давал покоя Луцию Аннею Сенеке, как только он переехал в усадьбу и, удалившись, занялся своими бренными делами.

Мудрый должен предвидеть всё и обязан предупредить возможную ловушку, если даже малейшая вероятность таковой имеется. Исключать коварство Нерона нельзя, тем более в положении изгнанника. Тогда надо действовать, рассуждал он. Если Нерона интересуют его несметные богатства, он откажется от них и передаст сам императору в его руки. Они ему всё равно не нужны, а этот благородный жест, может быть, вернёт тирану веру в истинные намерения философа отойти от дворцовых интриг и спокойно завершить жизненный путь в провинции.

Так он и поступил, хотя потом с дрожью в душе осознал, какую непоправимую ошибку он совершил из-за минутной душевной слабости.

Но что сделано, то сделано. Он с помощью Нарцисса вымолил у Нерона встречу, во время которой попытался возвратить ему все свои богатства и имущество. Собственно, драгоценные камни, изделия из золота, красивые безделушки и скульптуры, другие сокровища — всё это было подарками того же императора и других знатных именитых особ; ему они никогда не принадлежали и не прельщали. Сенека, как истинный мудрец, конечно, отдавал должное искусству ювелиров и мастеров, вложивших душу в изящные изделия, он ценил и понимал в этих сокровищах красоту, но инстинктивно опасался роскошества, так как знал, как тонка и мизерна грань между тем и другим. Красивое всегда дорого и вызывает зависть. Прекрасны великолепные дворцы, утопающие в неге и блаженстве, наполненные несметными драгоценностями. Велико искушение всем этим владеть, противна мысль с ним расстаться. Но где-то совсем рядом витает опасность — обратить эти чувства в страсть и сделать целью жизни. Он смог выстоять, поэтому сберёг и себя, и свою душу. Он не знал жадности, но, получая подарки от властителя, не имел права отказаться. Он чуждался накопительства и стяжательства, но богатство свалилось на него с плеч великих. Он чурался подарков, но возражать не мог. Так скопилось его несметное состояние, которому завидовали многие из царедворцев. Теперь оно, совершенно не нужное ему, могло обернуться его гибелью.