Тихая моя родина - Сергей Юрьевич Катканов

А теперь представьте себе, что некий голос шепнул бы архиепископу: «Ты решил пригласить Дионисия для того, что бы он расписал собор, построенный твоим попечением, Сей Дионисий создаст чудные фрески. Пройдут века и люди будут эти фрески очень высоко ценить. Но ради их сохранности люди запретят совершать Богослужение в этом соборе». Владыка, узнав об этом, наверное, горько плакал бы и, наверное, решил бы: «Пусть лучше стоит собор без фресок, но пусть, пока он стоит, в нем совершается чудо Божественной Литургии».

А сам Дионисий согласился бы работать, зная, что его труды воспрепятствуют Богослужению в храме? Он ведь ради Богослужения и трудился. Он, должно быть, не задумываясь, собственной рукой уничтожил бы фрески, если бы знал, что из-за них храм перестанет быть храмом, превратившись в какой-то непонятный «музей».

Представьте себе, что Дионисий читает слова, написанные — современным искусствоведом: «Рождество-Богородицкий собор должен оставаться музеем. Только так можно спасти фрески». Интересно, наши искусствоведы когда-нибудь пытались реконструировать «волю автора» фресок? Для них имеет значение, какими глазами сам Дионисий посмотрел бы на «музей фресок Дионисия»? Верующих легко объявить дикарями, для которых «средневековые суеверия» дороже, чем «сокровища культуры», но вот ведь какая нестыковка: в число этих «дикарей» бесспорно попадает и сам Дионисий, к имени которого в музее столь трепетно относятся.

Конечно, всё не просто. Ваш покорный слуга ни к чему не призывает, но лишь предлагает задуматься над тем неразрешимым противоречием, которым всё здесь пронизано. Православные должны быть очень благодарны реставраторам и музейным работникам за то, что они сохранили для нас чудо фресок Дионисия — чудо русской святости. И если бы этот храм передать Церкви, то очевидно, что и Церковь не рискнула бы возобновить здесь Богослужение, чтобы не погубить фрески. Богослужение можно совершать в тысячах храмов, а таких фресок нигде в мире больше нет.

В чем же тогда вопрос? Да вот ходишь по собору и как-то очень глубоко переживаешь то, что это бывший собор. Нет алтарной перегородки, нет подсвечников и, кроме фресок, нет ни одной иконы. Всюду музейная стерильность, не свойственная действующим храмам, потому что храмы строили для жизни, а не для эстетических восторгов. Православного человека не может радовать то, что храм используется не по назначению. Хотя ни один вменяемый православный не станет настаивать на возобновлении в этом храме богослужения. B рамках современного мышления снять это противоречие невозможно.

***

Фрески здесь всё собой закрыли. Вот решил я написать о Ферапонтове, да так ни слова и не сказал ни о прп. Ферапонте, ни о преподобном Мартиниане. Ну не смешно ли? Ведь если бы нe они, так и ничего бы тут не было. Мы не должны об этом забывать.

Осмотрев фрески, я спросил у смотрительницы музея, можно ли приложиться к мощам преподобного Мартиниана? Эта просьба была встречена с уважительным пониманием, меня проводили в Мартинианов храм. Прп. Мартиниан был учеником прп. Кирилла Белозерского, он стал игуменом этой обители вскоре после прп. Ферапонта. Сам монастырь какое-то время назывался не Ферапонтов, а Мартинианов.

Сколько в Ферапонтове красоты? Природа, фрески… А припадая к мощам преподобного, так хочется прикоснуться к неземной красоте его светлой души. Не есть ли святость — самая высокая на земле красота? Преподобне отче Мартиниане, моли Бога о нac.

Никольская глубинка

Казанский храм. Рождение.

Впервые побывав в Никольске и увидев храм во имя Казанской иконы Божьей Матери я был поражен до глубины души. Трудно было ожидать, что здесь, в глубинке, вдали от крупных городов, можно увидеть такой огромный, величественный храм, но он поражал в первую очередь даже не размерами, а тем, что являл собой прекрасный образец византийского стиля, воскрешая в памяти Константинопольскую Софию. Теперь я могу твердо сказать, что ни где на необъятных просторах Вологодской епархии из сотен храмов второго такого нет. У нас не строили в византийском стиле, только здесь, в Никольске есть один образец древнего православного величия. A между тем, храм этот был достроен в 1905 году. Он, очевидно, один из последних, если не самый последний храм, построенный на Вологодчине до революции. И это заставляет во многом по-новому посмотреть на духовную историю России.

Известно, что главная причина революционного безумия была отнюдь не в экономике, которая тогда была как раз на подъеме. Народ пошёл за богоборцами вовсе не потому, что его бедствия сверх обычного обострилось, не так уж плохо тогда жили. Дело в том, что, заметно охладев к вере предков, народ относительно легко принял безбожную власть. Главная причина революции была духовная. Это было естественное завершение того процесса духовного оскудения, который начал у нас развиваться с XVII века. Православие стало подвергаться у нас страшным искажениям, русские люди постепенно переставали чувствовать вкус православия. Отсюда и забвение древней иконописи, которую начали подменять чудовищными образцами псевдорелигиозной живописи, отсюда и совершенно нецерковная архитектура самих храмов, построенных людьми уже не понимавшими, что дом Божий невозможно строить в барочном стиле. Всё это были признаки утраты целостного православного мировосприятия, что и привело в конечном итоге к крушению православного царства.

Всё так, но всё оказывается сложнее. Похоже, что в начале XX века в России начался не только экономический, но и духовный подъем. Русь уже понемногу стала выбираться из мрачного духовного провала, в русских душах уже начался процесс реставрации целостного православного мировосприятия. Тогда канонизировали прп. Серафима, тогда поставили вопрос о возобновление патриаршества, тогда открыли ценность древней иконописи и многое другое, а кроме прочего, построили в Никольске византийский храм. А ведь чтобы по-византийски строить, надо по-византийски думать, чувствовать, дышать. Этот храм — замечательный памятник русского православного возрождения конца ХIХ — начала ХХ века.

Получается, что большевики подкосили Русь в самый момент духовного подъема, который не успел ещё в полной мере состояться. Торопились. Им надо было торопиться, чтобы не позволить вернуться великим идеалам святой Руси.

Мы часто говорим о предреволюционном оскудении веры, о том, как ни во что не верящие мужички разрушали храмы. Это было, но было не только это. Давайте вспомним о том, как наши мужички созидали храмы как раз накануне революции. История строительства Казанского храма Никольска очень трогательна во всех своих незначительных деталях.

***

Настоятель никольского Сретенского собора протоиерей Александр Замараев в 1890 году сообщил землякам о решении построить в Никольске новую каменную церковь во имя Казанской иконы Божьей Матери «на средства исключительно добровольных пожертвований