Зверобой - Джеймс Фенимор Купер

Сказав это, Зверобой сам взялся за крышку, откинул ее к стене и тщательно привязал, чтобы она случайно не захлопнулась. Юдифь вся дрожала, бросая первый взгляд внутрь сундука, и почувствовала временное облегчение, когда заметила, что кусок холста, тщательно подоткнутый на углах, скрывает все находящееся под ним. Сундук был почти полон, так как холстина лежала только на один дюйм ниже крышки.

— Ну, здесь полный груз! — сказал Зверобой, тоже заглядывая внутрь. — Надо приниматься за дело с толком и не спеша. Змей, принеси-ка сюда две табуретки, а я тем временем расстелю на полу одеяло. Тогда мы начнем нашу работу по порядку и со всеми удоб ствами.

Делавар повиновался. Зверобой учтиво предложил табурет Юдифи, сам уселся на другом и начал приподнимать холщовую покрышку. Он делал это решительно, но осторожно, предполагая, что внутри могут храниться какие-нибудь хрупкие предметы.

Когда убрали холстину, то прежде всего на виду оказались различные принадлежности мужского костюма. Все они были сшиты из тонкого сукна и, согласно моде того времени, отличались яркими цветами и богатыми украшениями. Мужчин особенно поразил один малиновый кафтан; петли его были обшиты золотым позументом. Однако это был не военный мундир, а гражданский наряд, относившийся к эпохе, когда общественное положение больше, чем в наши дни, сказывалось в одежде. Несмотря на привычку к самообладанию, Чингачгук не мог удержаться от восхищенного восклицания, когда Зверобой развернул кафтан и показал его присутствующим. Роскошь этой одежды несказанно поразила индейца. Зверобой быстро обернулся и с некоторым неудовольствием поглядел на друга, высказавшего этот признак слабости.

Затем, по своему обыкновению, задумчиво проговорил себе под нос:

— Такая уж у тебя натура! Краснокожий любит рядиться, и осуждать его за это нельзя. Это необычайная одежда, а необычайные вещи вызывают необычайные чувства… Я думаю, это нам пригодится, Юдифь, потому что во всей Америке не найдется индейца, сердце которого могло бы устоять перед такими красками и таким блеском. Если этот кафтан был сшит для вашего отца, вы унаследовали от него вашу страсть к нарядам.

— Этот кафтан не мог быть сшит для моего отца, — быстро ответила девушка, — он слишком длинен, а мой отец невысок ростом и плотен.

— Да, сукна пошло вдоволь, и золотого шитья не жалели, — ответил Зверобой со своим тихим веселым смехом. — Змей, эта одежда сшита на человека твоего сложения. Мне хотелось бы увидеть ее на твоих плечах.

Чингачгук согласился без всяких оговорок. Сбросив грубую, поношенную куртку Хаттера, он облачился в кафтан, сшитый когда-то для знатного дворянина. Это выглядело довольно смешно. Но так как люди редко замечают недостатки своей внешности или своего поведения, то делавар с важным видом стал изучать совершившуюся с ним перемену в дешевом зеркале, перед которым обычно брился Хаттер. В этот миг он вспомнил об Уа-та-Уа, и мы должны признаться, хотя это и плохо вяжется с серьезным характером воина, что ему захотелось показаться ей в этом наряде.

— Раздевайся, Змей, раздевайся! — продолжал безжалостный Зверобой. — Такие кафтаны не для нашего брата. Твоя натура требует раскраски, соколиных перьев, одеял и вампума, а моя — меховой куртки, тугих гетр и прочных мокасин. Да, мокасин, Юдифь! Хотя мы белые, но живем в лесах и потому должны приноравливаться к лесным порядкам ради удобства и дешевизны.

— Не понимаю, Зверобой, почему одному человеку нельзя носить малиновый кафтан, а другому можно! — возразила девушка. — Мне очень хочется поглядеть на вас в этой красивой одежде.

— Поглядеть на меня в кафтане, сшитом для лорда? Ну, Юдифь, вам придется ждать, пока я совсем не выживу из ума. Нет, нет, девушка, с моими врожденными привычками я буду жить, с ними и умру, или пусть лучше никогда больше не подстрелю ни одного оленя и не поймаю ни одного лосося. В чем я провинился перед вами? Почему вы хотите видеть меня в таком шутовском наряде, Юдифь?

— Я думаю, Зверобой, что не одни лживые и бессердечные франты из форта имеют право рядиться. Правдивость и честность тоже могут требовать для себя почестей и отличий.

— А какая для меня особая почесть, Юдифь, если я выряжусь во все красное, словно вождь мингов, только что получивший подарки из Квебека[49]? Нет, нет, пусть уж я останусь таким, как есть, от переодевания я все равно лучше не стану… Положи кафтан на одеяло, Змей, и посмотрим, что еще есть в этом сундуке.

Заманчивое одеяние, которое, разумеется, никогда не предназначалось для Хаттера, отложили в сторону, и осмотр продолжался. Вскоре наружу извлекли все мужские костюмы, по качеству ничем не уступавшие кафтану. За ними последовали принадлежности женского туалета, и прежде всего прекрасное платье из парчи, немного испортившееся от небрежного хранения. При виде его из уст Юдифи невольно вырвалось восторженное восклицание. Девушка очень увлекалась нарядами, и ей никогда не приходилось видеть таких дорогих и ярких материй даже у жен офицеров и других дам, живших за стенами форта. Ее охватил почти детский восторг, и прежде чем продолжать осмотр, она решила примерить туалет, столь мало соответствовавший ее привычкам и образу жизни. Она убежала к себе в комнату и там, проворно скинув опрятное холстинковое платье, облеклась в ярко окрашенную парчу. Наряд этот пришелся ей как раз впору. Когда она вернулась, Зверобой и Чингачгук, которые коротали время, рассматривая мужскую одежду, вскочили в изумлении и в один голос издали такое восторженное восклицание, что глаза Юдифи заблистали, а щеки покрылись румянцем торжества. Однако, притворившись, будто она не замечает произведенного ею впечатления, девушка снова села с величавой осанкой королевы и выразила желание продолжать осмотр сундука.

— Ну, девушка, — сказал Зверобой, — я не знаю лучшего способа договориться с мингами, как послать вас на берег в таком виде и сказать, что к нам приехала королева. За такое зрелище они отдадут и старика Хаттера, и Непоседу, и Гетти.

— До сих пор я думала, что вы не способны к лести, Зверобой, — сказала девушка, польщенная его восторгом в большей степени, чем ей хотелось показать. — Я уважала вас главным образом за вашу любовь к истине.

— Но это истинная правда, Юдифь! Никогда еще мои глаза не видели такого очаровательного создания, как вы в эту минуту. Видывал я в свое время и белых и красных красавиц, но до сих пор еще не встречал ни одной, которая могла бы сравниться с вами, Юдифь!

Зверобой не преувеличивал. В самом деле, Юдифь никогда не была так прекрасна, как в эту минуту. Охотник еще раз пристально взглянул на нее, в раздумье покачал головой и затем склонился над сундуком, продолжая осмотр.

Достав несколько мелких принадлежностей женского туалета, по качеству вполне соответствовавших платью, Зверобой молча сложил их у ног Юдифи, как будто они принадлежали ей по праву. Девушка схватила перчатки и кружева и дополнила ими и без того богатый наряд. Она притворялась, будто делает это просто ради шутки, но в действительности ей не терпелось еще больше принарядиться, поскольку это позволяли обстоятельства. Когда из сундука вынули все мужские и женские наряды, показалась другая холстина, прикрывавшая все остальное. Заметив это, Зверобой остановился, как бы сомневаясь, следует ли продолжать осмотр.