Коломяги и Комендантский аэродром. Прошлое и настоящее - Сергей Глезеров

«Коломяжцам эти летчики, молодые ребята, сразу стали как родные — дома местных жителей всегда были открыты для них, — вспоминает Ольга Владимировна Шарова (Павлова). — Трудно в это поверить, но, невзирая на ужасы блокады, коломяжская молодежь устраивала... танцы при коптилках. Юность отменить невозможно. Желанными гостями на этих вечеринках были летчики. В столовой в доме на 3-й линии стоял патефон, кружились пары. А в полночь торпедоносцы улетали, и сердце сжималось смертельной тревогой: вернутся утром или нет? Многие сложили свои головы в схватке с врагом. Героев оплакивали всем миром, за них молились в коломяжском храме. Погибших летчиков хоронили в Каменке, там, где находился штаб полка.

Мне в 1943-м исполнилось восемнадцать лет. Свою судьбу — жениха Александра — я тоже встретила среди летчиков. И на его долю выпало тяжкое испытание: самолет подбили, двое его товарищей из экипажа погибли. Саша спасся чудом — заступничеством Николая чудотворца. Я особо почитала этого святого, часто приходила в храм чистить и украшать его образ, горячо молилась ему. Не сомневаюсь: великий святитель услышал мольбу блокадной девушки...»

Огромное значение для коломяжцев в годы войны имела церковь Св. Дмитрия Солунского, которая ни на день не прекращала свое служение. Все девятьсот страшных и трагических дней блокады она служила надежной поддержкой и опорой для жителей. Не случайно сегодня эта церковь является одной из настоящих блокадных реликвий не только Коломяг, но и всего Ленинграда—Петербурга.

Настоятелем храма с апреля 1940 года являлся протоиерей Иоанн Федорович Горемыкин (1869—1958), находившийся на этом посту всю войну, а потом и в тяжелые послевоенные годы. Он происходил из Белозерского уезда, в 15 лет окончил Белозерское духовное училище, в 21 год — Новгородскую семинарию, после чего в 1891 году его рукоположили в священники в Воскресенскую церковь бывшего Белозерского уезда. Здесь он служил очень долго, пережив Первую мировую войну, революции, борьбу новой власти с религией. Чудом ему удалось избежать репрессий — о готовящемся аресте предупредили местные жители. В 1926 году его назначили в Новый Петергоф — настоятелем кафедрального собора Св. Петра и Павла, а после того, как храм в 1940 году закрыли, отец Иоанн получил назначение в церковь в Коломягах. Здесь он прослужил восемнадцать лет — до самой кончины.

Как говорится в книге, посвященной 100-летию коломяжского храма, отцу Иоанну Горемыкину «промыслом Божиим суждено было стать духовником и утешителем жителей поселка во время блокады», недаром его с любовью и уважением называли «блокадным батюшкой». Недаром, уже после войны, 21 октября 1946 года, его наградили медалью «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.».

Архиепископ Алексий (Симанский) и митрополит Григорий (Чуков) с представителями приходов ленинградской епархии. В нижнем ряду слева — настоятель храма Св. Дмитрия Солунского в Коломягах Иоанн Горемыкин. Фото января 1945 г.

Рассказывали, что Горемыкин наотрез отказался эвакуироваться из блокадного Ленинграда, хотя имел такую возможность. Говорили, что однажды, получив вызов от одного из сыновей из Саратова, отец Иоанн, советуясь с прихожанами, как поступить, прочитал им письмо сына. И тут какая-то женщина в черном платке бросилась на колени: «Батюшка, на кого же ты нас оставишь? Сироты мы без тебя...»

Многих коломяжцев он благословил на фронт. Рассказывали, что его сын Василий работал в тылу главным инженером завода, и отец Иоанн не согласился с этим, заявив: «Как же так? Все идут защищать Родину, а мой сын будет отсиживаться?» Василий пошел на фронт. Об этом случае стало впоследствии известно самому командующему Ленинградским фронтом Л.А. Говорову, который выбрал время и специально приехал в Коломяги, чтобы поблагодарить отца Иоанна.

Во время блокады отец Иоанн делился с голодающими своим и без того скудным пайком. «Он как никто знал цену человеческому участию, — рассказывала Александра Николаевна Полировнова. — Делился последним с прихожанами, но и сам от помощи не отказывался... Как-то я случайно заглянула в комнату отца Иоанна и увидела: батюшка под столом... собирал хлебные крошечки. Была в нашем приходе высокой жизни подвижница Анна Ивановна Помыткина, монахиня в миру: если раздобудет хлебца — обязательно несет батюшке, а сама станет мякину есть из матраса».

По воспоминаниям Ольги Владимировны Шаровой (Павловой), «батюшка Иоанн воистину стал отцом всего прихода. Как его любил народ!.. Церковь была нашим утешением и надеждой. Народ без конца носил туда свои поминания, записки о родных и близких. Благодаря отцу Иоанну Горемыкину все таинства в церкви совершались неопустительно, как в мирное время».

«Служба в храме во время блокады совершалась своим чередом, — вспоминала Александра Николаевна Полировнова. — Конечно, не каждый день, но по воскресеньям и в большие праздники — обязательно. Отец Иоанн очень рано приходил в церковь. Все до единой молитвы вычитает... Батюшка совсем обессилел и нередко служил сидя. Жил на Горной улице, а в конце войны — в церковной сторожке возле храма, и Параскева Ивановна Сигина, наш верный сторож, регент и псаломщик, доставляла его в храм на финских санках. За богослужением всегда пел любительский хор. Просфорок для мирян, конечно, не было. На запивку после причастия давали обычный кипяток.

Верующие не отделяли себя от всенародной беды, и батюшка во время литургии сугубо молился о даровании победы нашему воинству и об избавлении томящихся во вражеской неволе. И все его проповеди были глубоко патриотичные, со ссылками на Евангелие. А после службы батюшка отправлялся по домам прихожан — крестить, соборовать, отпевать. Он не отказывал никому. Сам старенький, немощный, а какой духовной силой наделил его Господь! Все скорби с ним разделяла его супруга Зинаида Васильевна, "моя нянька", как он называл ее».

«Богослужение отец Иоанн совершал благоговейно, неспешно, — рассказывала прихожанка церкви Св. Дмитрия Солунского Елена Борисовна Филимонова, чье детство пришлось на блокадную пору. — А потом вместе с моей крестной, Еленой Семеновной Сигиной, которая в начале войны уволилась с завода и пошла служить в коломяжскую церковь алтарницей, отправлялся на требы, в семьи своих прихожан. Пастырь и его верная алтарница сами от голода едва держались на ногах, но в холодных обезлюдевших домах их терпеливо ждали коломяжцы. Умирающих нужно было проводить в последний путь, младенцев — окрестить».

Прихожане церкви Св. Дмитрия Солунского вносили свою посильную лепту, и не только духовную, в дело защиты Ленинграда. В октябре 1941 года коломяжская церковь перечислила 32 тысячи рублей на оказание помощи больным и раненым бойцам Красной Армии. Принял участие приход и в сборе пожертвований лениградской епархии в 1943 году на создание танковой колонны имени святого Дмитрия Донского, перечислив 75 тысяч рублей, о чем сообщал в Ленгорсовет староста Ефим Михайлович Привалов, избранный председателем «двадцатки» в 1942 году.