Коломяги и Комендантский аэродром. Прошлое и настоящее - Сергей Глезеров

После революции в старинном особняке поочередно размещались колхозные службы, сельский магазин, склады, клуб и кинотеатр, общежитие для студентов и землемеров, детский дом. Каждый раз помещение бесцеремонно и безжалостно приспосабливалось для конкретных нужд. Что же касается мебели, картины и других предметов обстановки, то их просто разворовывали. Художественную садовую ограду сняли и, по словам старожилов, утопили в пруду. Памятником истории и культуры новые власти особняк не считали: для них это была, скорее, принадлежность ненавистного «мира насилья», который следовало «разрушить до основанья». Ценителям старины приходилось лишь фиксировать происходившее и пытаться достучаться до властей, чтобы спасти уникальный «графский дом».

В 1929 году обследование особняка произвел уполномоченный Комиссии по охране природы и памятников культуры П.Н. Лядов. Он зафиксировал серьезные утраты, но тем не менее, судя по подробным описаниям и по сохранившимся фотографиям, в то время интерьеры «графского дома» еще хранили остатки былого великолепия. «В настоящее время усадебная земля и графский дворец находятся в распоряжении областного земотдела, — сообщал Лядов. — Летом 1929 года здесь временно находилась группа работавших в этой местности практикантов-землемеров». Пришел в запустение парк, разрушились мостики, перекинутые через пруд, сильно пострадала аллея, которая вела к «графскому павильону» бывшей Озерковской линии. Не стало в парке знаменитой «каменной бабы»: по свидетельству Лядова, ее убрали отсюда в первые годы после революции «с целью сохранения от разрушения» и передали в Музей города.

Впрочем, еще в начале 1930-х годов бывшая графская усадьба хранила черты прежнего очарования. «Хорошо помню великолепный пруд с чудесными лилиями, белыми и желтыми кувшинками, — вспоминает старожил Коломяг Валентина Ивановна Дикарева. — Пруд был проточный. У каждого дома в Коломягах были вырыты канавы, боковые стенки выложены дерном, к каждому дому вел мостик. Наш сосед по Парголовской улице, Сергей Васильевич Сморчков, на масленицу запрягал лошадь, украшал ее бубенчиками и катал местных ребятишек по Коломягам...»

Где учились в ту пору коломяжцы?

На нынешней улице Аккуратова, 11 (до декабря 1940 года — Мариинская улица), сохранилось здание бывшего Мариинского приюта, которое ныне является частью исправительного заведения для трудновоспитуемых подростков. Здесь в 1930-х годах находилась школа, в которой училась детвора Коломяг и Удельной.

По воспоминаниям старожила Удельной Дины Давыдовны Кац, в начале 1930-х годов школа называлась Фабрично-заводской семилеткой (ФЗС) № 21, а с середины 1930-х годов — 21-й неполной средней школой Выборгского района. Дина Давыдовна училась здесь с 5-го по 7-й класс — в 1932—1935 годах. Обучение было смешанным: мальчики и девочки учились вместе.

«Я жила на Костромском проспекте в Удельной, — вспоминает Дина Давыдовна Кац. — Чтобы добраться до этой школы, переходила через железнодорожное полотно, потом шла мимо домика лесника и потом прямо по Удельному парку, через Фермское шоссе.

Школьное здание запомнилось просторным и удобным, с широким коридором и большим актовым залом. Директором школы был тогда Кепкало. Он являлся характерным для тех времен типом „выдвиженца“: тогда на руководящие должности продвигали тех, кто отличился на своей службе, преимущественно из рабочих. Хорошо помню, как он ходил по школе в рабочем комбинезоне с инструментами, поскольку сам лично занимался ремонтными работами. Нам он казался строгим, но добрым. Осталась в памяти наша классная руководительница — преподавательница русского языка Сусанна Николаевна. Осталось в памяти, как в день убийства Кирова, 1 декабря 1934 года, нас всех собрали в актовом зале. Выступали директор, учителя. Случившееся представлялось нам настоящей трагедией — так мы это воспринимали глазами взрослых.

Документы Д.Д. Кац, относящиеся к школе № 21 на улице Аккуратова. Из личного архива Д.Д. Кац

В 1935 году, в год окончания этой школы, я получила в подарок, как „ударник учебы“, книгу Сталина „Вопросы ленинизма". Летние месяцы 1935, 1936 и 1937 годов я работала воспитателем в лагере, организованном в этой школе. Помню, что в качестве премии получила шелковый материал на платье — в те времена это являлось большой ценностью».

Среди учеников школы на Мариинской улице был будущий ученый Александр Александрович Иванов (1920 года рождения) — доктор физико-математических наук, профессор. По его воспоминаниям, он закончил школу в 1938 году с золотой медалью и книгами в награду от Ленинградской математической олимпиады...

В самих Коломягах существовало несколько школ. По воспоминаниям старожилов, младшие классы учились в школе, располагавшейся в двухэтажном деревянном доме на углу 3-й линии 1-й половины и Березовой улицы, около «графского пруда» (впоследствии ее разобрали и на этом месте построили магазин). Она числилась под № 101, а между собой ее называли «серая школа» — из-за цвета здания.

Напротив деревянной школы, на противоположном углу 3-й линии 1-й половины и Березовой улицы, стояло отдельное одноэтажное здание, в котором находились спортивный зал, мастерские для уроков труда, а также школьная столовая. Школа для старших классов помещалась в каменном двухэтажном доме на 1-й Никитинской улице (ныне дом № 28). Ее называли обычно «белой школой».

Дом на 1-й Никитинской ул., 28, — «белая школа». 2006 г. Фото автора

Школа № 101 на 3-й линии 1-й половины, дом № 10а. Февраль 2007 г. Фото автора

В 1936 году в Коломягах в специально построенном большом каменном здании на 3-й линии 1-й половины открылось новое здание школы. Перед войной она носила название «28-я средняя школа Выборгского района г. Ленинграда» (впоследствии, после войны, ей дали № 101). Напротив, в бывшем дачном доме, поселили учителей.

Новая школа в Коломягах стала одной из 106 ленинградских школ, сданных в 1936 году. Они должны были открыться к началу учебного года, однако, как сообщала «Ленинградская правда», к 1 сентября только 30 школ отвечали требованиям полной готовности. В частности, школа в Коломягах на 1 сентября 1936 года имела степень технической готовности 96,8%.

Государственная пропаганда, естественно, преподносила такой гигантский объем школьного строительства как «неустанную сталинскую заботу о детях», а виновным в «позорном срыве боевого государственного задания» грозила самой строгой ответственностью. Что это означало в те годы, объяснять не приходится. «106 школ — Ленинграду! — писала 31 октября 1936 года „Красная газета“. — Мы уже привыкли к этой цифре. Почти ежедневно можно было встретить ее на газетной странице, рядом с сообщениями о важнейших городских событиях...