Дар берегини. Последняя заря - Елизавета Дворецкая

– Я услышал… нечто неожиданное! – Ингер, тоже несколько захмелевший, усмехнулся. – Такие женихи… что один другого лучше и родовитее. И вы… – он обвел взглядом женихов, – все столь достойные мужи, что я не могу ни избрать из вас одного, ни отвергнуть кого-то.

Страдомир в негодовании дернул ноздрями: его, обладателя собственного стола, приравняли к каким-то варягам-наемникам! Кольберн приосанился: он, потомок Одина, уж лучше какого-то выскочки!

– Нам нужно будет подумать, – Ингер оглянулся на Прекрасу и взял ее руку. – Совет держать с княгиней… с дружиной, с землей Полянской. Да помогут нам боги достойного выбрать! – Он поднял свою чашу и выпил.

Свен больше не вмешивался в это дело, но, когда за оконцем начало темнеть, подозвал Ульвида, телохранителя и что-то коротко приказал. Тот вышел. Через какое-то время Ельга заметила, что Ульвид вернулся и издали кивнул Свену.

Воевода поднялся.

– Благо тебе буди, княже, за угощение и за честь, но нам пора – сестра устала. Провожу ее до дому.

Он подошел к Ельге, взял ее за руку и вывел из-за стола. Она шла, не поднимая глаз, но довольная: она давно уже утомилась и хотела уйти. Крепко держа ее за руку, Свен провел Ельгу мимо всех женихов и прочих, провожающих ее глазами, но она лишь поклонилась на прощание княжеской чете и не взглянула больше ни на кого.

* * *

Во дворе при свете факелов Ельге подвели лошадь. Людей вокруг оказалось непривычно много: окинув взглядом лица, Ельга поняла, что Свен вызвал весь десяток Асмунда. Сам Асмунд подал ей поводья; он тоже не посмотрел на нее, но ей было приятно видеть его поблизости, приятно коснуться его руки.

– Ты поедешь со мной, – объявил ей Свен, сам подбирая поводья. – С этих станется набег устроить…

– На святилище? – недоверчиво засмеялась Ельга.

– Ради невесты и на остров Буян нападут и скажут, то воля богов! Да меня не проведешь! – с вызовом добавил Свен. – Нас врасплох не застать!

Ельга не возражала. С тех пор как она семь лет назад своими руками передала Свену отцовский меч, тем самым признавая его мужчиной рода и старшим над нею, она покорялась его воле без споров. К тому же он прав: кто-нибудь из этих удальцов, видя, какая трудная борьба предстоит, мог додуматься без лишних слов умыкнуть ее с Девич-горы.

Асмунд будет рад, подумала она, вслед за братом выезжая с княжьего двора. Он мечтал, чтобы она переселилась к Свену. Это вышло само собой: забрав ее к себе сегодня, Свен так просто не выпустит из рук свое сокровище.

Свен жил тоже на Киевой горе, и ехать пришлось недалеко – через несколько дворов. В избе брата и сестру встретила зевающая Ружана. Она побывала в полдень в святилище и потом понаблюдала, как Ельга передает чашу Прекрасе, но с пира скоро ушла: имея большое хозяйство и пятерых детей, она не засиживалась в гостях. Дети уже были уложены, только самого младшего она еще качала. Однако теперь забыла про сон, слушая, как женихи чуть не рвали Ельгу друг у друга из рук.

– Я глупая курица! – объявил Ельга. – Я не знала, как дальше буду жить. А люди знали! Люди думали!

– Люди с отцовой смерти думали! – хмыкнул Свен. – Только тебе не говорили. Не тебе ведь решать!

– Но я уже такая старая! У женок моих лет по пятеро детей! – Ельга указала на Ружану.

– Была бы ты не дева, а, скажем, вдова, то для второго замужества никто бы тебя старой не счел! – заверила ее Ружана. – В таких годах второй раз замуж идут и еще семерых родить успевают! Вот у меня сестра есть вуйная…

Сложив руки на подоле зеленого шелкового платья, Ельга слушала про сестру, у которой в первом замужестве был всего один ребенок, а зато во втором – восемь. Челядинка рылась в укладке, отыскивая для нее сорочку Ружаны, в чем спать, – ведь все ее пожитки остались на Девич-горе, не посылать же было за ними ночью. Все эти годы Ельга гнала от себя мысли, что будет потом, когда Прекраса станет княгиней. Два раза, со смертью детей, это событие откладывалось еще на несколько лет, и она уже перестала думать, чтобы снова не сглазить. А разные достойные мужи только и ждали этого дня, чтобы заявить о своих желаниях! Получив в законные жены дочь Ельга, они входили в круг его возможных наследников. Из слуг и союзников Ингера превращались в его соперников…

– А тебе-то кто из них нравится? – полюбопытствовала Ружана, держа на коленях заснувшего младенца.

Они с Ельгой были одних лет, но Ружана, располневшая, цветущая, с пышной грудью, кормившей уже пятое чадо, казалась старше и была как увитый цветами золотой сноп перед молодой липой.

– Мне? – Ельга едва не рассмеялась. – Да видала я этих женишков на кривой березе! Страдомир и Вальдрик мне в отцы годятся, да и прочие тоже собой не солнце с месяцем!

– Да что красота! – хмыкнул Свенгельд. – В муже главное – доблесть. Кто смел, тот и хорош! Правда, Ружанка? Я тоже не красавец…

Ружана фыркнула в показном смущении, помня, как повстречала его когда-то в доме собственного тогдашнего мужа. Ельга засмеялась:

– Да был бы из них хоть один таков, как ты!

Брат казался ей вовсе недурен собой: рослый, видный, с продолговатым лицом, черты которого были грубоваты, но живы и выразительны. В нагловатом уверенном взгляде его серых глаз, в усмешке ярких губ было что-то влекущее, и Ельга ничуть не удивлялась, что Ружана, будучи женой другого, понесла дитя от Свена на третий день знакомства с ним. Или на второй…

– Другого такого боги не слепили, – Ружана покосилась на мужа, – да кого-то же надо выбрать, не девкой же тебе помирать! Чад заведешь! – Она качнула младенца, такого же пухлого, как она сама. – Посадники-то, конечно, разбежались больно, а вот князь там есть, вы говорили, северянский? Этот тебе в версту.

– Князь? – Ельга задумалась, играя концом косы. – Я вот припоминаю… Если кто первым сватался… так не пойти ли мне за Боголюба? Он семь лет назад сватался! Что скажешь? Хороший из него муж?

Ружана от удивления открыла рот. Потом закрыла, сглотнула и вытаращила глаза.

– Скажу… – Об этом она не хотела шутить. – Да пусть его Марена в ступе прокатит, муженька этого!

Ельге приготовили постель на широкой лавке. Для хозяев на лето имелась отдельная клеть вроде спального чулана, который в Северных странах пристраивают к большому общему покою. Сопели на широкой лежанке племянники – их там было четверо, от шести лет до года, – напоминая ей о Святке. Она вздохнула: «купленное дитя» скоро забудет ее, привыкнет к настоящей матери. Конечно, с пятью братаничами она по нему не заскучает. Но неужели своих у нее так и не будет?

Казалось бы, после такого долгого дня она скоро заснет, но нет – сама усталость, волнение, неизвестность мешали. Через душу как будто дул ветер, и ей было от этого зябко. Вот оно и пришло, будущее, в которое она не верила! А она только рот раззявила, Ельга Премудрая! Так оно всегда, вздохнула она, вспомнив, что говорила Дымница: о чужих делах всяк бойко судит, а к своим ума не приложит.