Опасная профессия - Жорес Александрович Медведев

class="p1">В июле я написал открытку Михаилу Лернеру о том, что работа, о которой мы беседовали в Брно, завершена и что он, вероятно, сможет ее прочесть. Моя большая рукопись с иллюстрациями не годилась для самиздата. В основном это действительно была уже история, хотя и трагическая. И ее многочисленные жертвы заслуживали не только юридической реабилитации. Необходимо было рассказать про их борьбу с псевдонаукой, про их часто уже забытые достижения и показать значение их исследований в развитии советской и мировой науки. Поэтому решение об издании книги на английском я принял без всяких колебаний.

Международная конференция, посвященная памяти Н. И. Вавилова

Николай Иванович Вавилов родился в Саратове 25 ноября 1887 года. Всесоюзное общество генетиков и селекционеров, созданное сравнительно недавно и избравшее своим первым председателем Б. Л. Астаурова, приняло решение отметить 80-летний юбилей рождения Вавилова организацией международной мемориальной конференции в Ленинграде. А Академия наук СССР и ВАСХНИЛ решили учредить премию им. Вавилова и золотую медаль Н. И. Вавилова. Единственной бесспорной кандидатурой на эту премию в 1967 году был Петр Михайлович Жуковский, который наиболее активно продолжал исследования центров происхождения культурных растений и восстанавливал в ВИРе вавиловские традиции. На мемориальную конференцию было решено пригласить не только советских генетиков и селекционеров, продолжавших традиции Вавилова, но и некоторых зарубежных ученых, с которыми Вавилов встречался и сотрудничал во время своих многочисленных экспедиций, и тех, кто приезжал в СССР для работы в ВИРе или в Институте генетики. Однако выбор иностранцев из числа друзей Николая Ивановича оказался весьма избирательным. Известным коллегам Вавилова из США, Великобритании, ФРГ и Франции приглашений не послали. На конференцию приехали лишь знавшие Вавилова генетики и селекционеры из ГДР, Болгарии, Югославии, Финляндии, Швеции, Мексики и Чили, которых пригласили не для серьезных научных докладов, а для того, чтобы они поделились своими воспоминаниями о встречах с Николаем Ивановичем. Мировая коллекция культурных растений, собранная во время экспедиций Вавилова и его учеников, играла все большую и большую роль в исследованиях по генетике и селекции растений в разных странах, так как в течение своей недолгой жизни Николай Иванович поработал во множестве природных зон и климатических поясов мира. Приглашение на мемориальную вавиловскую конференцию получил и Н. В. Тимофеев-Ресовский, который несколько раз принимал Вавилова в своей лаборатории в Берлине и встречался с ним в США на Генетическом конгрессе в 1931 году. Был приглашен и В. Д. Дудинцев. Благодаря П. М. Жуковскому официальное приглашение получил и я. Местом для заседаний, проходивших 11–15 декабря, стал, естественно, Институт растениеводства, знаменитый ВИР, которому недавно присвоили имя Н. И. Вавилова. Приехал на симпозиум и сын Николая Ивановича, Юрий Николаевич – физик. Приглашенных ученых, советских и иностранных, разместили в знаменитой гостинице «Астория», находившейся рядом с ВИРом.

Я всегда радовался приездам в Ленинград. Здесь прошло мое детство, наша семья жила в Ленинграде до 1937 года. В 1967-м в Ленинграде жили две мои тети, Сима и Надя, и двоюродная сестра Веточка, ей было тогда тринадцать лет. Из Обнинска в Ленинград я привез две копии микрофильма книги по истории генетической дискуссии в надежде, что именно здесь на юбилейных торжествах может представиться случай для отправки ее Лернеру в США.

Сам мемориальный симпозиум и связанная с ним конференция стали для меня большим разочарованием. Председательствовал на заседаниях П. П. Лобанов, президент ВАСХНИЛ. Никто не забыл, что, будучи в то время министром совхозов, Лобанов был председателем разгромной сессии ВАСХНИЛ в августе 1948 года, которая установила монополию Лысенко. Несколько выступлений о вкладе Н. И. Вавилова в науку создали впечатление, что он был вполне счастливым и заслуженным советским ученым. О борьбе в генетике и селекции, как и о трагедии Вавилова и других ученых ВИРа в 1937–1940 годах, никто не вспоминал. Общая установка программы, очевидно, «сверху» была на примирение, по пословице «кто старое помянет…», что соответствовало еще одному указанию М. А. Суслова: «Не будем обнажать наши язвы». Но примирить науку с псевдонаукой невозможно. Это относится и к истории науки. Труды конференции были вскоре опубликованы (Н. И. Вавилов и сельскохозяйственная наука. М.: Колос, 1969).

Тимофеев-Ресовский не делал на этой конференции доклада, и не было на ней никакой свободной дискуссии и прений. Реальный обмен мнениями происходил вне зала заседаний. Николай Владимирович был рад встретить своих старых друзей: профессора Ганса Штуббе, президента Сельскохозяйственной академии ГДР, Оке Густафссона (Åke Karl Gustafsson), шведского генетика, известного своими исследованиями мутаций у растений, и других. У каждого иностранного ученого, их было около двадцати, все пожилые, но достаточно известные, были советские переводчицы, сопровождавшие их повсюду, включая обеды, театры и концерты. Во всех случаях это были молодые женщины, безупречно владевшие английским, немецким или французским, а в двух случаях и испанским языком и знавшие при этом научную терминологию. Тимофеев-Ресовский первым предположил, что столь совершенное знание немецкого и английского у молодой дамы, прикрепленной к Густафссону, можно было получить лишь в каких-то специальных школах, где обучали не только основным языкам, но и местным диалектам.

Мне несколько раз удалось поговорить с Густафссоном, шведским профессором генетики Лундского университета. Он был членом нескольких академий, в том числе и Национальной академии наук США. На конференции он сделал короткий доклад о пребывании Н. И. Вавилова в Швеции в сентябре 1931 года, Густафссон сопровождал его в поездке по опытным станциям и фермам страны. Вавилов тогда пообещал, что в Советском Союзе скоро будут такие же тучные поля, как и в Швеции. Во время обеда в ресторане гостиницы, кажется, 14 декабря мы с Густафссоном оказались вдвоем. Я спросил его, знает ли он Добжанского и Михаила Лернера. Он ответил утвердительно. «У вас есть какая-то просьба?» – догадался Густафссон. Я объяснил ему проблему. На свободном стуле лежали наши пальто. «Положите ваш пакет в карман моего пальто, – сказал Густафссон, – и через неделю он будет у Лернера». Я начал говорить что-то о его переводчице, но он лишь засмеялся: «Это слишком очевидно… ее готовили к работе именно со мной… она хорошо знает и мою биографию».

За несколько дней мы стали друзьями, встречаясь за завтраками, ланчами и ужинами. По окончании конференции я все же решил проводить Густафссона в аэропорт. К гостинице была подана «Волга», «переводчица» сидела рядом с водителем. Когда Густафссон, имевший лишь ручной багаж, прошел паспортный контроль и исчез в зале для отлетающих, я предложил нашей сопровождающей отправиться по домам. Ее ждала «Волга», услугами которой я надеялся воспользоваться. «Я пока не могу уехать, – ответила она, – у