Безумие на двоих - Алекса Гранд

– За все время обучения ты лишь однажды обратилась к моему бате за помощью и очень об этом пожалела, когда уволили Ингу Аркадьевну. Ты размазала по лицу Шаровой кусок шоколадного торта за то, что она назвала тебя «лимитой» и «подстилкой». А еще ты целых пять часов просидела под дверьми маминой палаты, пока ей делали операцию, и, конечно же, не сказала об этом родителям.

Ежусь.

Калейдоскоп фактов, бесстрастно озвученных сводным братом, атакует сознание и за несчастных пару минут перекраивает реальность. Вносит весомые корректировки, и, если не оправдывает Матвея в полной мере, то вынуждает переоценить некоторые вещи.

Да, Зимин не отвечал на мои сообщения. Да, он пропал с радаров, вдоволь измучив меня гнетущей тишиной. Но все это время он не переставал держать руку на пульсе.

– Все?

Потерев переносицу, я выдыхаю сипло и вдавливаю до упора кнопку, опуская стеклопакет. Глотаю морозный воздух, в надежде остудить кипящие мозги, и цепенею, когда Мот отрицательно машет головой.

– Нет. Ты ваяла за Игната контрольные и реферы, пока он страдал по Лильке. Отмазывала его перед родаками, вытаскивала из клубов и баров. Ты так и не влилась в автомобильную тусовку и до сих пор чувствуешь себя белой вороной. Ты соглашаешься с мамой, что татуировки – это недопустимо, а сама носишь под левой лопаткой колючую снежинку с неровными краями…

– Набила в тот день, когда ты подписал контракт.

Запустив пальцы в волосы, я признаюсь с грустным смешком и по укоренившейся привычке скольжу взглядом по профилю брата. Интересно, он понимает, как сильно тогда меня обидел и какая пропасть простирается между нами?

Задать отдающийся фантомной болью под ребрами вопрос я не успеваю. Фиксирую боковым зрением окончание нашего маршрута и торопливо сую замерзшие ступни в кроссовки. Выскакиваю из автомобиля, как ошпаренная, и опрометью несусь к воротам.

Сергей Федорович не должен видеть нас с Матвеем. Точка.

Правда, Матвей на этот счет имеет диаметрально противоположное мнение.

– Саша! Стой!

В два счета догоняет меня Зимин и, обхватив за плечи, разворачивает к себе. Ни слова не произносит больше, только меня все равно током шибает. Затягивает в омут темнеющих глаз и отрезает пути к отступлению.

__________

* - строчки из песни Коли Кировского - "Найду другую".

Мот, восемь дней спустя

Я лежу на старом продавленном диване, проклиная острую пружину, впивающуюся мне в поясницу, а на потолке идиотское кино в сотый раз крутят.

С нашей последней встречи с Бариновой прошло немногим больше недели, а картинки такие яркие, как будто пять минут назад расстались. Воспоминания каленым железом на жестком диске мозга выгравированы.

Захочу – не забуду, как яростно сминал Сашкины губы, теряя жалкие остатки рассудка. Как нетерпеливо отодвигал край толстовки, выводя на сливочной коже какие-то нелепые рисунки. Как ехал вдоль позвоночника прохладными пальцами, высекая мурашки с искрами. Как ассиметричную снежинку без остановки очерчивал, упрямо повторяя «Моя».

А потом, шваркнув калиткой, на улицу выбегала растрепанная Вера Викторовна в домашнем халате. Запахивала полы одежды глубже, махала на меня руками и что-то громко кричала про «на порог» и «никогда». Причитала, вытирала катящиеся по щекам слезы тыльной стороной ладони, а я от Сашки оторваться не мог. Потому что такая она была красивая с алеющими щеками, припухлыми от поцелуев губами и спутанными волосами.

Настоящая. Родная.

Моргнув, я привстаю на диване и запираю непрошеные мысли на замок. Перерыв необходим нам обоим, чтобы окончательно не слететь с катушек, не наломать дров и не покалечить друг друга сильнее, чем мы уже искорежены.

Понимаю это все прекрасно. Понимаю, а руки сами к мобильнику тянутся и сообщение отправляют.

Мот: я не видел тебя целых 11 276 минут. Скучаю.

Саша: это вряд ли полезная информация.

Мот: как дела?

Саша: мама пообещала посадить меня под домашний арест, если ты появишься в радиусе 1 километра.

Мот: тогда я готов отбыть наказание вместе с тобой.

Саша: дурак! P.S. и прекрати присылать мне сладости. Я их не ем.

Мот: врешь.

Подняв себе настроение ставшей ежедневным ритуалом перепиской, я с улыбкой идиота закрываю чат, смахивая с экрана смеющийся смайлик, и возвращаюсь к делам насущным. Добрых полчаса извиняюсь перед гламурной блондинкой за то, что парни перепутали оттенки и покрасили ее Пежо в алебастровый, а не амиантовый оттенок. После долгих пререканий и обещания в следующий раз обеспечить скидку выпроваживаю девицу в объятья заскучавшего в квадратном черном джипе мужа и наливаю себе двойную порцию американо.

Размеренно цежу горьковатый напиток, подбивая итоги дня, и пропускаю появление источающего непонятный оптимизм и кипучее веселье Крестовского.

– Все, бро, закрывай лавочку.

– М?

– Нас с тобой уже ждут на вечеринке.

– И Саша будет?

– И Саша, и Латыпов, и еще пол потока.

Изогнув бровь, я методично заношу последние цифры в таблицу, прикидываю, что с мелочевкой пацаны и без меня справятся, и выкатываюсь на кресле из-за стола, заражаясь от друга запальчивым азартом и волнующим предвкушением. Вырубаю комп, бросаю на прощание «Адьес» и, накинув куртку на плечи, выхожу к машине Креста.

– Только давай договоримся без рукоприкладства, Матвей, ок? Ден своей предложение собирается сегодня сделать.

Проглотив рвущийся из глубины грудной клетки смешок, я важно киваю головой и получаю болезненный тычок в бок от Игната. Он лучше других осведомлен, что если мои тормоза отказали, меня не остановит уже ничто. Ни тяжелый бульдозер, ни смертоносный Т-95, ни движущаяся в моем направлении ядерная боеголовка.

– Все будет в лучшем виде, не парься.

На всякий случай уверяю друга, проскальзываю в коридор арендованного коттеджа и со всего маху ударяюсь в царящую в нем праздничную атмосферу. Высоко оцениваю ритмичный бит миксованного трека, доносящегося из гостиной, щурюсь от мерцающего сияния стробоскопа, стопорящего картинку, и неторопливо разрезаю извивающуюся в такт мелодии толпу.

Чтобы спустя пару минут найти Сашу у столика с коктейлями. Огладить взглядом точеную фигурку, задержаться на изящных пальцах, удерживающих хрустальный бокал с какой-то голубоватой бурдой, и проигнорировать застывшего рядом баскетболиста.

Пережив первую волну уродливой дьявольской ревности, я криво дергаю уголками губ и шагаю вперед, наклоняясь к Бариновой. Задеваю мочку ее уха кончиком носа и произношу так, чтобы слышали только мы с ней.