Безумие на двоих - Алекса Гранд

Молчу. Не поддакиваю и не перебиваю. Потому что, единственное, что нужно сейчас Сашке – выговориться, иначе случится полномасштабный взрыв, последствия которого будут непредсказуемы.

– Держи спину ровно. Не поджимай под себя ноги, это не культурно. Не общайся с Игнатом, он плохо на тебя влияет. Удали эту фотографию из социальных сетей, она слишком вульгарная. Запишись на прием к психологу, он поможет справиться с посттравматическим синдромом. Да что угодно помогло, кроме этих пустых бесполезных бесед длиной в три часа!

Набирая обороты, выкрикивает уже на повышенных тонах сводная сестра и осекается от обилия слез, наворачивающихся на глаза и стекающих вниз по щекам. Всхлипывает тонко, закашливается и сама не осознает, что в шквале эмоций меня топит.

– Ну-ка, иди сюда.

Подняв Баринову со стула, как пушинку, я возвращаюсь в мягкое немного продавленное кресло и устраиваю девчонку у себя на коленях. Запутываюсь пальцами в ее волосах, позвонки с трепетом пересчитываю, вытираю ненужную влагу с кожи, отчего сердце заходится тупой болью.

А потом мы долго пьем остывший чай, не отлипая друг от друга, пока Саша рассказывает, как переживала отголоски той страшной аварии. Как поначалу шугалась автомобильных клаксонов и вздрагивала от резких остановок и крутых поворотов. Как читала специализированную литературу и медленно избавлялась от укоренившихся страхов прежде, чем позволить Крестовскому положить стрелку спидометра на скоростной трассе.

– Мне было бы проще справляться, если бы ты был рядом.

– Даже, если я тот еще моральный урод и законченный эгоист?

– Даже, если так.

Контрольный в голову. Знаю, что серьезно тогда налажал и давно уже смирился со старыми косяками. Но от проникновенного Сашкиного шепота на душе все равно кошки скребут, и чувство вины хлещет с новой силой.

Правда, сводная сестра не замечает моего замешательства. Прижимается носом к шее, странные узоры подушечками пальцев на груди вырисовывает и больше не походит на тикающую бомбу с готовым сработать в любую секунду механизмом.

Время давно уже переваливает за полночь, а мы все говорим и говорим, не переставая. Изучаем друг друга заново, скрупулезно исследуем чужие привычки и комплексы, полностью себя обнажаем, вскрывая самое больное и потаенное. Новую книгу с чистого листа пишем, где мы как на ладони, без прикрас.

– Все, Сань. Пора спать.

Зеваю с Бариновой в унисон и непроизвольно дергаюсь, когда лежащий на столе мобильник пиликает оповещением. Сон смывает, как по мановению волшебной палочки, и я неосознанно сжимаю руки на Сашкиных бедрах, впиваясь взглядом в имя осточертевшего абонента.

«Я тебя потерял. Ты где? Ау?».

– Саша…

Кошусь на сводную сестру исподлобья и с горечью понимаю, что не вправе чего-то от нее требовать. И давить тоже не вправе. Только как погасить в себе иррациональное желание запереться с сидящей у меня на коленях девчонкой в подземном бункере, где не будет ловить ни один гаджет?

– Не сегодня.

Отчаянно машет головой Баринова и решительно выключает начинающий вибрировать телефон. Обнимает меня руками за шею, позволяя отнести в спальню. Поправляет съехавший край футболки, откатываясь на дальнюю половину кровати. И робко, практически беззвучно шелестит, когда я уже собираюсь уйти.

– Матвей… пожалуйста, останься.

Примерзаю к полу. Каждую ворсинку старого пушистого ковра ощущаю.

Сашка своей просьбой все окружающие звуки глушит. Накручивает напряжение до максимума так, что и без того маленькие квадратные метры до невозможного сужаются.

Вдох. Выдох. Пульс.

– Уверена?

– Да.

Выдает без промедления и веки прикрывает, как будто не может на меня больше смотреть. Я же действую на автопилоте, щелкая выключателем и погружая комнату в кромешную непроглядную тьму. В два шага преодолеваю расстояние до постели. Ложусь, заставляя матрас скрипнуть под моим весом.

А в ноздри аромат ее цитрусовых духов, перемешанный с моим одеколоном, бьет.

Родная. Своя.

– Обними.

Осмелев, командует сводная сестра, а я отчего-то перед ней робею. Превращаюсь в малолетнего сопляка, позвавшего девчонку, которая ему очень нравится в кино, а она внезапно согласилась.

Выпускаю воздух из легких со свистом, попутно снова лайма с мятой хапнув, и неуклюже переворачиваюсь на бок. Беру короткую паузу и осторожно накрываю ладонью Сашкино голое предплечье. Дурею от бархата кожи сильнее, чем от выдержанного в дубовых бочках коньяка.

Дрожим вместе. Как будто в ледяную прорубь окунулись и теперь месим босыми ступнями колючий  рассыпчатый снег.

– Тебе не нужно оправдывать ничьи ожидания.

Осипшим, как от десятка сигарет, голосом выцеживаю я и укутываю нас в одеяло, как будто оно способно прекратить эту сумасшедшую тряску. Скольжу пальцами от бедра к Сашиному животу, безбожно комкая ткань футболки, и затихаю.

Баринова настолько близко, что контролировать свои низменные порывы становится все сложнее. Но я справляюсь. Зарываюсь носом в ее шелковые волосы и не совершаю больше никаких поползновений.

– Спасибо.

Баринова так же хрипло благодарит меня неизвестно за что и спустя тридцать ударов сердца расслабляется, отогреваясь. Судя по мерному дыханию, засыпает, доверяя обнимающим ее рукам. Я же еще долго разные мысли гоняю прежде, чем отрубиться следом за ней.

А утро (или день?) встречает нас тонким лучом света, протискивающимся в зазор между задернутыми синими шторами. Будит аккуратно и не рушит воцарившуюся между нами гармонию. Так что я какое-то время вожу подушечками пальцев по выпирающим девичьим позвонкам до того, как мы выбираемся из-под одеяла.

– Глазунья или омлет?

Успев исследовать содержимое моего холодильника, спрашивает Саша, когда я захожу в кухню после контрастного бодрящего душа, и стягивает на затылке тяжелые иссиня-черные пряди. Выглядит спокойной и умиротворенной, несмотря на поток вчерашних откровений.

– Омлет.

Делаю выбор в пользу второго и жадно любуюсь Бариновой. В моей майке, едва достающей ей до середины бедра, с растрепанным пучком на голове, без грамма косметики она производит куда более яркое впечатление, чем приведшие естественную красоту к шаблонному знаменателю сверстницы.

Невероятная. Солнечная.

– Приятного аппетита.

Быстро справившись с готовкой, сводная сестра подвигает мне тарелку с дымящимся завтраком. Накалывает дольку помидора на вилку, а свободной рукой включает забытый вчера на столе мобильник. Морщится от сливающихся в раздражающий звон уведомлений и недовольно смахивает всплывающие на экране сообщения.

– Доброе утро, мам. Слушай, я еще на день у Ани останусь. В универ вместе завтра поедем. Что?