Безумие на двоих - Алекса Гранд

Разряд! Еще разряд! Мы его теряем…

Рефреном крутится в голове, потому что на жестком деревянном стуле сидит моя Сашка, поджав под себя ноги, и нервно кусает алеющие губы. Загоняет раскаленные иглы мне под кожу своим изумленно-ошеломленным взглядом. Плавит выдержку одним движением тонких пальцев, пробегающихся по корпусу мобильника и переворачивающих его экраном вниз.

Только я все равно успеваю поймать бесящую до хруста костяшек надпись: «Латыпов Илья».

Разряд! Еще разряд! В глазах все двоится…

Очертания окружающих предметов подергиваются сизой дымкой. Фантомный пар валит из ушей и из носа. Желание схватить Сашкин вибрирующий айфон и шкварнуть им со всей дури об стенку взмывает до самых небес.

От одной только мысли, что Баринова с баскетболистом серьезно мутит, внутренности скручивает. Окатывает серной кислотой. На ошметки разрывает.

– Привет, Матвей.

Звенит своим музыкальным голосом сводная сестра, от которого у меня фейерверки за грудиной бахают и сознание в очередной раз уплывает. И я ничего не могу с собой поделать. Нависаю над застывшей девчонкой, губами висок осторожно цепляю, ладонью поглаживаю плечо, проверяя свое и ее самообладание на прочность.

– Привет, Саша.

Запирая эмоции на замок, я скупо отвечаю на ее приветствие и не задаю вопросы, вертящиеся на языке. Что у тебя с Ильей? Ты с ним спала? Какого хрена он продолжает названивать, если ты не берешь трубку?

Впервые за долбанные три года испытываю такую всепоглощающую ревность, что не сразу соображаю, что пугаю Александру своим напором. По крайней мере, она неловко ежится и соскакивает со стула, поправляя съехавший вниз свитер, оголивший правую ключицу.

– Пожалуй, мне пора. Спасибо за все, Марина Марковна.

Частит Баринова, неуклюже запихивая телефон в задний карман узких джинсов, и срывается с места, исчезая в длинном коридоре. Во мне же срабатывает заложенный природой инстинкт хищника, требующий догнать ускользающую жертву.

Вспышка справа. Полочка с мамиными пузырьками и стекляшками. Вспышка слева. Мешающий нормально развернуться комод.

Со скоростью спринтера преодолеваю разделяющее нас с Сашкой расстояние. Надежно пригвождаю ее к двери. Впечатываюсь своим разгоряченным телом в ее дрожащее. Упираю ладони в металлическую поверхность по обе стороны от ее лица. Сам трясусь так, как будто пару инъекций адреналина всандалили.

Выдыхаю мучительно медленно и замираю в паре миллиметров от рта сводной сестры, потому что она дергано высекает.

– Не надо, Матвей…

– Почему?

– Просто не надо…

Ничего не объясняет она, но выглядит так воинственно-решительно, что я все-таки отстраняюсь. Опускаю руки по швам и пристально наблюдаю за тем, как Сашка с третьей попытки зашнуровывает ботинки, путается в широких рукавах пальто и выскакивает на лестничную клетку, будто за ней гонится стая бешеных псов.

Нам обоим нужна пауза.

Укладываю эту неоспоримую истину в своей дурной, словно с похмелья, башке и возвращаюсь на кухню. Пить слегка остывший чай с мятой и шалфеем, есть теплый лимонный пирог и вполуха слушать плавную убаюкивающую речь мамы.

Украдкой выдохнув, я перекатываю колючий клубок из досады и невыразимой тоски, засевшей в груди, и ожидаемо пропускаю повисающую в воздухе фразу. Отрезаю еще кусок фирменного маминого десерта, да так и замираю с раскрытым ртом.

– В прошлый раз ты жестоко поступил с Сашей. Сейчас не сломай девочку, Матвей.

В мамином плавном певучем голосе нет и тени осуждения, только ее ненавязчивая просьба бьет по больному, выкручивая руки и царапая острым крюком ребра. Я прекрасно знаю, что три года назад повел себя, как клинический идиот, свалив неизвестно куда и безжалостно оборвав связи с Бариновой.

Знаю. Жалею об этом. Но вряд ли могу исправить прошлое.

– Не сломаю.

Кивнув убежденно, я быстро прощаюсь с мамой и уже спустя двадцать минут заскакиваю в мастерскую. Чтобы залезть в рабочий комбинезон с масляными пятнами и увалиться рядом с Крестом на пол, больше мешая, чем помогая крутить гайки.

К моей несказанной радости, время в компании приятеля летит незаметно. Подстебывая друг друга, мы перевариваем рычавший, как внушительных размеров дракон, глушак, меняем клапана и единогласно решаем на этом закончить трудовые будни. По очереди принимаем душ и, взбодрившись, усаживаемся в Марковник Игната, на несколько минут замолкая.

– На арену?

– Да нет, наверное.

Беззаботно отвечаю товарищу и мысленно уже растягиваюсь на удобном стареньком диване, разворачиваю купленный в Маке рядом с домом гамбургер и включаю американский сериал про ироничного патологоанатома. И я практически ощущаю на языке вкус фирменного шашлычного соуса и запиваю его ледяной колой, когда Крестовский с неповторимой иронией небрежно бросает.

– А если я скажу, что там будет Саша?

– На арену.

Не видя смысла изображать что-то перед Крестом, я жестко чеканю и приклеиваюсь носом к стеклу. Держу в себе набирающий обороты вихрь и впечатываюсь лопатками в кресло от того, что машина с буксом трогается с места.

Дома проносятся мимо, сливаясь в неясное пятно, сигналы светофора так же расплываются, полицейские патрули не пугают, хоть Игнат и несколько раз превышает допустимую скорость и в последнюю секунду закрывает шашку, обставив менее ловкого водителя.

Только меня больше эти фортели не цепляют. Цепляет знакомая хрупкая фигурка в безразмерной ярко-красной толстовке почти до колен, опирающаяся локтями на капот лимонного цвета Ауди ТТ.

При виде Бариновой, полузабытая атмосфера гонок снова начинает играть пестрыми красками, запах паленой резины толкается в ноздри, азарт, подобно закиси азота, впрыскивается в кровь. Заставляя широко расправлять плечи и высоко вздергивать подбородок, засовывая руки в карманы.

– Мот! Сколько лет, сколько зим!

– С возвращением, брат!

– Неужто сам Зимин почтил нашу скромную тусу своим присутствием?

Шквал из вопросов и пропитанных неподдельным интересом восклицаний оглушает и едва не сносит с ног, стоит нам с Крестовским появиться в поле всеобщего зрения. Приятели из прежней жизни и новые персонажи напирают, стремясь отметиться рядом с нашей Тойотой, и это, конечно, устраивает далеко не всех.

– Ну, здравствуй, Матвей. Прокатимся?

Оттеснив щуплого светловолосого парня в синей ветровке и укороченных штанах, к нам протискивается Латыпов, указывая на два байка, припаркованных в стороне. Мерит нас с Крестом немигающим оценивающим взглядом и едко ухмыляется, стоит мне произнести свое громкое.

– Нет.

– Ну же, давай! Ты и я! Че, сдрейфил?