Круг замкнулся - Наташа Кокорева

– Тетушка Мухомор?.. – прошептала Белянка и ощутила, что названые сестры рядом.

И тетушка Мухомор прощается с ними. Навсегда.

– Вам теперь идти разными дорогами, девочки мои. Сегодня мы победили, но это всего лишь первая битва. Не закрывайте глаза, ищите ответы. Спрашивайте Лес и самих себя.

– Нет! – всхлипнула Ласка.

– Остановись! – из последних сил Белянка бросилась следом, но Горлица, окутав холодом и смирением, выдохнула:

– Отпусти…

– Вот только не надо за мной! Назад! – тетушка Мухомор вытолкнула учениц, истратив последний глоток жизни, последний глоток тепла, человеческого тепла, такого приятного после опустошающего пожара. – Отпустите меня, милые. Отпустите и не плачьте. Я устала. Пришло мое время.

– Но как же деревня? – Белянка не могла поверить жуткому кошмару.

– Теперь это ваша забота. Дальше идите сами. И держитесь друг за друга, дочери мои…

Ком в горле взорвался надрывной болью. В гортани застрял вдох гуще старой крови. Слезами горше полыни и горячее солнца обожглись веки.

– Прощай!..

Свежий невесомый запах мелиссы летел над удушливой гарью. Летел. Улетал. Исчезал, растворялся по капле, оставляя лишь воспоминание. А на лбу нежным касанием сухих губ стыл последний поцелуй. Сомкнулся дым, и не осталось ничего.

Высоченная сосна грохнулась на фургон, ствол треснул посередине, горящие ветви смяли три палатки внешнего круга. Из завала с воплем вылетел рыцарь и факелом понесся по лагерю. Его повалили на землю, накрыли плащом. Группа оруженосцев кинулась с ведрами к ручью, за их спинами сомкнулось кольцо огня.

– Все к главному шатру! – что есть мочи проорал Рокот, перекрывая гвалт, треск и удары отгоревших ветвей. – Тащите воду!

Пожар полыхнул внезапно, будто в кошмаре. Еще недавно рыцари сонными мухами бродили между палаток, восстанавливаясь после боя, но уже в следующий миг место отдыха обернулось смертельной ловушкой.

– Ты хочешь залить огонь?! – задыхаясь, прокричал Улис. Кашевары из его доли тащили котелки с водой.

Когда Улис пугается, его острый ум внезапно тупеет, только изворотливость и скорость до сих пор хранят его жизнь. Не обращая внимания на дрожащие черные усики дольного, Рокот отрывисто скомандовал:

– Шатер. Намочите ткань.

– Стеной идет! – сообщил подоспевший Натан и неопределенно махнул за спину. – Укроемся у ручья!

– Поздно, путь перекрыт, – отрезал Рокот. – Все внутрь.

– Но мы не поместимся! – просипел Слассен, тяжело дыша и упираясь ладонями в колени.

Он боялся. Трясся вшивым хвостом вороватого пса в предвкушении расплаты. Главный храмовник, еще утром столь патетично вещавший о благе смерти во имя Сарима, до обморока боялся встречи с ним. Даже бледные лица ласточек-сирот казались спокойнее: вот уж кому еще не за что умирать.

– Тащите палатки, убирайте опоры, укрывайтесь как можете. Главное – дышите только через влажную ткань, – Рокот отвернулся от Слассена и встретился взглядом с Натаном.

В отличие от Улиса старый дольный понимал, что такой огонь не залить водой, и не боялся смерти, смотрел открыто. Недоверие, зародившееся между ними в степи, стихло. Натан по-прежнему прятал хитрую ухмылку в рыжих усах и щурился как Осиновый старец, но в этот раз он будто пришел к хорошему мальчику и безмолвно спрашивал: «Если твоя магия и вправду того стоила, ты сможешь спасти нас?» Перед лицом смерти высокие вопросы чести и веры его не слишком-то волновали. Как это… по-человечески.

– Из-под полога не высовываться, это приказ, – сам Рокот повернулся лицом к пожару.

Раскаленный воздух обжег кожу. Большую часть палаток успели сорвать с опор и стащить на холм главного шатра. Остовы вывороченными ребрами торчали из земли, и пересушенные брусья вспыхивали на раз. Сжималось кольцо огня.

Валил черный дым. Пламя поднималось по стволам и веером раскрывалось на ветвях, будто в агонии деревья пытались коснуться неба. Молили о пощаде. За спиной тоже молились, взывали к Сариму. Без толку. Надеяться не на кого.

Рокот потянулся до костного хруста и раскинул руки. Как хотел бы он знать ответ на безмолвный вопрос Натана: сможет ли? Сосредоточился, уставился на отброшенный котелок, черной точкой застывший на травяном склоне, прислушался. Мир сошел с ума, если верить смутным ощущениям – а больше верить нечему: он не видел тепла, только чувствовал, как оно металось взбешенным осиным роем, и каждая «оса» по мощи в несколько раз превосходила человека. Будто ураган засосал многопудовые глыбы и безо всякого закона швыряет их в стороны. Не сравнить с изящной спиралью, что закручивалась у горящего храма.

Без шансов.

Рокот может лишь мысленно очертить круг, уплотнить и разогнать по контуру воздух и подарить еще немного жизни обезумевшим от страха людям, дрожащим под сбрызнутыми водой палатками. Перед смертью не надышишься.

Сев на землю, Рокот откашлялся, достал из поясной сумки дудочку Вереска и заиграл. Слабое тепло ветра потекло следом за протяжной мелодией: высокий, надрывный звук, затем резко вниз, потоптаться вокруг одной ноты, как баран на привязи, и с усилием ввысь, вновь сипло и громко. Рокот знал лишь этот заунывный пастуший напев. Ветер слушался плохо, рвался из-под пальцев – должно быть, дудочке проще со степным теплом, – но все же пожар смазался, вихрем закрутился мелкий сор, понесся по кругу воздух, отгораживая людей от огня, который сочился в прорехи щита, шипел и плевался.

Эти, за спиной, должно быть, шепчутся, что предводитель рехнулся. Пусть так. Все уже неважно.

Дым заполнял легкие, щипал горло, и разум постепенно мутнел. Кожа горела – к счастью, пока не буквально, но скоро пожар исправит этот нюанс. Страха не было. Рокот не боялся умирать. Людей пугает неизвестность: пустит их к себе Сарим – не пустит; а Рокот точно знал, что его, предводителя рыцарей Меча и Света, главного защитника святой веры, ждут Вечные сумерки, и ничего больше. Как там было?

«Иначе вечность в плену желаний вы не дождетесь восхода солнца…»

Желаний нет уже давно, а в сумерках можно будет хотя бы выспаться, к чему после смерти солнце? Готов ли ты, Рокот Рэй, перед богом ответить за приказы монарха? Хех, вопрос в том, будет ли Сарим вообще спрашивать.

Жаль Мирту и девочек, но они сильные, справятся. Рокот мог не вернуться еще из степного похода. Быть может, с тех пор он и задолжал смерти?

За маревом вихря дым рисовал зловещие тени: клыкастые пасти, вырванные с мясом хребты. И могилы, покрывшие Нижнюю Туру. Над каждым холмом высился безликий призрак с вытянутыми словно ветви руками. Посмертное воинство дрожало в кровавых сполохах, но не двигалось, бессильное в своей мести.

Одна тень всколыхнулась и приблизилась. Широкие плечи, квадратные скулы – будто Борт поднялся из своей могилы и смотрит исподлобья, молчит, как и всегда. Вот только теперь он вряд ли прикроет спину.