История и культура гуннов - Отто Менхен-Хельфен

Обнаружение железного серпа в захоронении позднего сарматского периода в Калиновке – на левом берегу Волги к северу от Волгограда – доказало, что в I в. сарматы действительно выращивали пшено.

Серп длиной 16 см со сломанным острием лежал в ногах мужчины в нише узкой прямоугольной ямы. Другие находки: проволочная фибула с сохранившимся на ней обрывком ткани, железная пряжка, костяные пластины для лука, костяные наконечники стрел. Юго-западная ориентация указывает на раннюю стадию позднего сарматского периода.

Сельскохозяйственные инструменты в захоронениях находят редко. Даже удивительно, что в сарматских захоронениях вообще что-то нашли. В сотнях захоронений гепидских крестьян в Венгрии был найден один серп.

Относятся мельницы-дробилки для зерна, найденные в курганах Ново-Филипповки, что в долине реки Молочной между днепровскими быстринами и Азовским морем, к среднему или позднему сарматскому периоду, установить невозможно. Они лишь единожды упоминаются в литературе, да и то вскользь. Преобладают захоронениях среднего сарматского периода, но некоторые из них относят к III в.

В 1920-х гг. Pay нашел среднесарматское захоронение на реке Торгунь (относительно находки не было дано никаких комментариев). В нем находился железный инструмент, который он назвал шлифовальным топором. В течение многих лет не было обнаружено ничего похожего до тех пор, пока Шилов не вскрыл захоронение в кургане 8 в Калиновке, также относящееся к среднему сарматскому периоду. Там лежало орудие, обычно называемое резцом. Это было своего рода тесло, так хорошо сохранившееся, что появилось возможным установить его функцию. Гнездо, даже не замкнутое по окружности, и тупые края не оставляли сомнений в том, что материал, который входил в контакт с теслом, грубый и неплотный, то есть земля. На стенках ям часто видны следы узких резцов шириной 3–5 см. Их использовали для выкапывания ям еще в V в. до н. э. Представляется маловероятным, что использовали их только для этой цели. Тогда бы получилось, что такие инструменты лежали в стороне и ждали, когда кто-нибудь умрет. Скорее всего, их использовали с куда большей регулярностью. Иными словами, это были мотыги, орудия для рыхления почвы, в которую помещали семена. Остатки мягкой пищи, найденные в сосудах, – это, как правило, каша из проса. Panicum miliaceum – самая быстрорастущая зерновая культура, что, должно быть, вполне устраивало пастухов. И действительно, согласно Плинию и Элиану, просо было пищей сарматов.

Будущие раскопки, несомненно, докажут, что на обширных пространствах Средней Азии земледелие играло большую роль в экономике кочевников и полукочевников, чем мы готовы признать. Оно было, безусловно, второстепенной отраслью экономики, но имевшей важное значение. Кадырбаев обнаружил дробилки для зерна в захоронениях кочевников центральной части Казахстана, некоторые из них были датированы Vb. дон. э., Литвинский – в курганах Карамазара (II и III вв.). Долгое знакомство с земледелием, хотя примитивным и ограниченным, упростило сарматам переход к оседлому образу жизни. Можно привести несколько примеров: в небольших укрепленных поселениях рядом с сегодняшними населенными пунктами Ивановка и Тарсунов на Керченском полуострове сарматские солдаты Боспорского царства обрабатывали свои поля, как и limitanei на Западе; об этом писал Блаватский в «Проблемах истории Северного Причерноморья». Капошина (1962) утверждает, что сарматы поселения Кобяково, что в устье Дона, стали земледельцами. В 442 г. аланам царя Гоара «была выделена земля Аэцием, чтобы разделить ее между жителями. Аланы подавили тех, кто сопротивлялся силой оружия, и, изгнав хозяев, овладели землей силой». Это, насколько мне известно, единственный случай сопротивления против варваров hospites[90]. При системе hospitalitas[91]варвары получали треть земли. Но очевидно, для аланов этого было недостаточно. Им требовалось больше земли. Они прибыли со своими женами и детьми, повозками и палатками. Они не могли привести с собой большие стада, но, вероятно, хотели жить как их отцы в Венгрии и предки в Южной России. Им нужны были пастбища, а не просто поля. Аэций совершил ошибку. Он думал, что аланы будут довольны полученным, а это значит, ожидал, что они будут обрабатывать землю.

Теперь, вернувшись к авторам, отрицавшим наличие земледелия у гуннов, мы, возможно, будем менее склонны принять их утверждения на веру. Мы понимаем, что характеристика гуннов Клавдиана, считавшего их охотниками, – чепуха. Аммиан перенес на гуннов то, что Трог сказал о скифах. Тем не менее он, вероятно, был прав – для своего времени. Во время войн и миграций гунны жили только благодаря своим овцам и скоту. Когда они стали хозяевами крестьянского населения, такого как осевшие сарматы или германские племена в Венгрии, они посчитали, что проще и приятнее грабить своих подданных, чем работать самим. Можно предположить, что только беднейшие гунны были вынуждены дополнять свое меню из мяса, молока и сыра зерном, выращенным самостоятельно. Хотя в прошлом все могло быть и по-другому.

Находки в городище Куня-Уаза, что недалеко от Хорезма, и на верхней Оби показали, что в прежние времена гунны обрабатывали землю. Смешанное в расовом отношении население Куня-Уаз – европеоиды с примесью монголоидной крови – люди, практиковавшие деформацию черепов, не могут быть отделены от гуннов. Они имели серпы. Можно утверждать, что к III и IV вв. гунноиды в Куня-Уазе ассимилировались с местным населением: серпы они могли перенять у хорезмийских крестьян. Но люди, жившие на верхней Оби (тоже европеоиды с примесью монголоидной крови, тоже практиковавшие искусственную деформацию черепов, и именно таким же образом, как в Куня-Уазе), встретили охотников и рыболовов, когда те пришли туда во II или III в. И все же их серпы были идентичны тем, что использовались в Куня-Уазе. Если гунноиды на Оби и к востоку от Аральского моря срезали колоски зерновых одинаковыми железными серпами, значит, вывод в том, что составные части великой гуннской орды, а не только аланы делали то же самое в прошлом, представляется очевидным.

Жилье

«Никогда они не укрываются, – писал Аммиан (XXXI. 2, 4), – в какие бы то ни было здания; напротив, они избегают их, как гробниц, далеких от обычного использования. У них нельзя встретить даже покрытого камышом шалаша. Они кочуют по горам и лесам, с колыбели приучены переносить холод, голод и жажду. И на чужбине входят они под крышу только в случае крайней необходимости, так как не считают себя в безопасности под ней».

Создается впечатление, что гунны начитались Сенеки, который писал о счастье жить под ветвями деревьев, близко к природе, ничего не опасаясь. В действительности Аммиан снова перенес на гуннов примитивные черты «скифов», «благородных дикарей», так милых сердцу философов-стоиков, которые, правда, использовали их только как свидетельство жестокости ненавистных варваров. В его время страх северных народов перед жилищами стал традиционной литературной темой. Он говорит об алеманнах, которые избегали городов, «словно они были могилами, окруженными сетями». А готы якобы думали, что в городах люди живут не как люди, а как птицы в клетке. Гаинас бежал из Константинополя, который показался ему тесной и богатой гробницей.