На краю - Николай Свечин

— Что вы, господа, с порога — и о службе… Три дня на холоде! Сначала согрейтесь, отобедайте, баню я вам уже приказал истопить. Где намерены разместиться?

— А где у вас обычно селятся приезжие, Дмитрий Дмитриевич? — поинтересовался Лыков.

— С этим туго. В гарнизонном собрании есть комната для кратковременного проживания. Поселим туда ваших помощников. А вас прошу быть моим гостем.

— Спасибо!

Григорьев продолжил объяснения:

— Частных квартир внаем почти нет, а те, что есть, очень дороги. На Луговой улице имеются номера. Два рубля в день без еды и прислуги! А кормиться тоже негде. Советую в буфете того же гарнизонного собрания, там хотя бы не отравят. Из ресторанов имеется один лишь «Тихий океан» Анастасия Романенко. «Мартель» — четыре рубля пятьдесят копеек бутылка, «Семнадцатилетний» — на рубль дешевле. Пиво и местное, и японское. Самый дорогой — бенедиктин: семь целковых! Даже я, губернатор, ежусь… Еще кормят в ренсковом погребе Швеца возле старой мечети и в винно-бакалейной лавке Ардишвили на Базарной площади. Про их еду не скажу, не пробовал; у меня своя кухня, и она к вашим услугам. Приглашаю всех троих на обеды, к четырем часам. Общество маленькое, не то, что прежде. Вы, Алексей Николаевич, говорят, бывали тут ранее?

— При Кононовиче, в восемьдесят девятом году. Бойкий был городок, только одно плохо: выйдешь на улицу и слышишь звон кандальных цепей — это ведут колонну. Сразу настроение портится.

— Понимаю, — состроил гримасу губернатор. — Сейчас цепи не звенят, но и бойким Александровский пост уже не назовешь. Ну, чего я вас баснями кормлю? Срочно в баню!

— А…

— А после обеда устроим совещание с моими помощниками: как нам ловить вашего головореза.

Командированные поблагодарили хозяина и гурьбой отправились мыться. Баня начальника области помещалась на задах губернаторского сада. Там уже дожидался бравый малый — парильщик, он же буфетчик. На столе в раздевальне раскинулись сахалинские закуски: красная икра, балыки горбуши, селедка, корюшка-зубатка, трепанги и крабовые клешни. Азвестопуло, новичок на Дальнем Востоке, сразу налетел на угощение. Лыков с Насниковым, добродушно посмеиваясь, сосредоточились на водке с жареной картошкой. Запили все японским пивом, и трудности путешествия начали потихоньку отступать.

Чистые и согревшиеся, гости разделились. Младшие отправились заселяться, а статский советник потребовал сводки происшествий. Ему выделили комнату с видом на заснеженный сад, хорошо натопленную, и он… уснул. Со сводками в руках. Из-за того, что Григорьев велел его не будить, обед задержался на четверть часа. Смущенный Лыков выбежал в столовую, где уже собралось целое общество.

Губернатор представил чиновнику особых поручений тех, кого он созвал к себе:

— Обычно у меня обедают и начальник почтово-телеграфной конторы, и лесничий, и товарищ прокурора, и начальник канцелярии. Только мирового судью не зову — противный… Но сегодня у нас деловой обед, надо обсудить ваше поручение. Оно теперь и наше тоже! Так что прошу любить и жаловать: вице-губернатор действительный статский советник фон Бунге Федор Федорович, и начальник Александровского участка титулярный советник Ляхович Фаддей Адамович. Именно они будут помогать вам в исполнении приказа министра.

— Двух министров, — сразу поправил хозяина гость. — Военный тоже дал поручение по своему ведомству. Именно поэтому с нами поручик Насников.

Григорьев насупился:

— Начальника местной команды я не позвал… по тем же причинам, что и судью. Много о себе думает. Он точно нужен?

— Обойдемся без него, — добродушно согласился гость. — Чтобы поймать цепного убийцу, армия нам не потребуется. Олег Геннадьевич в одном лице ее заменит.

Фон Бунге решил вмешаться в разговор:

— Тут не просто цепной маньяк, тут сахалинская кость, злодей острожного закала. Мы, ожидая вас, подняли бумаги. Не все, по счастью, сгорело в дни безвластия. Тертий Почтарев после смерти отца был помещен в приют.

— Это нам известно, — напомнил Азвестопуло.

— А то, что он часто ходил в Ново-Михайловку, где выучился воровству?

— Тоже.

Лыков решил выручить вице-губернатора:

— Федор Федорович, за какие провинности Почтарев-старший попал в каторгу?

— Он был любитель «охоты на гусей» и увлекся. Знаете, что это за охота?

— Знаю.

Лыков разъяснил помощникам:

— Так называется старинный промысел уссурийских казаков. Хунхузы снабжают русские золотые прииски спиртом, обменивают его на песок. Сам спирт приносят туда манзы, на горбу, тайными тропами через границу. Казаки те тропы давно выведали, к себе они пускают спиртоносов беспрепятственно, а на обратном пути ставят засаду. И убивают замыкающих, отбирая золотишко. Причем никогда не режут всех, чтобы сохранить разведанную тропу. Одного-двух, реже трех. Другие манзы слышат, как их товарищей казнят, но лишь ускоряют шаг…

— Все верно, — подтвердил фон Бунге. — А фамилии прежних учителей Христосика вам интересны? Некоторые из них по сию пору живут здесь.

— Федор Федорович, я вижу, вы зря времени не теряли, — похвалил вице-губернатора Лыков. — В самую суть смотрите. Если к кому и придет Чума за укрытием, то именно к таким учителям. И кто они? Где проживают?

Фон Бунге разложил бумаги и стал читать:

— Главарем шайки бандитов был Погибельцев, арестованный вами в Николаевске. А укрывателем и наводчиком — Андрей Иванов Ермолаев, он же Усов, по прозвищу Собачья Комедия. Есаулом — Феофан Степанов Кузьмин, кличка Фомка Простокишкин. Первый умер от чахотки, второму японцы отрубили голову за бандитизм. Их можно не искать… Далее. Члены банды — Егор Противный, он теперь держит лавочку в Александровском, и Ефрем Кукса, этот занимается ломовым извозом по тракту на Дербинское, Рыковское, Онор и Абрамовку до Гродеково. Скупщики краденого Тухашвили и Хаим Струтин уехали на материк, их сейчас нет на острове.

— Очень хорошо! Ясно, с кого начать поиски. Противный и Кукса… А родные у Почтарева здесь имеются?

— Был дядька, но его убили в девятьсот втором году. Китайские солдаты, в драке.

Лыков удивился:

— Откуда на Сахалине взялись китайские солдаты?

Вице-губернатор вынул очередной листок:

— В сентябре тысяча девятисотого года сюда прислали военнопленных китайцев, взятых при подавлении восстания боксеров. Сто семьдесят восемь человек. Я служил тогда в прокурорском надзоре и хорошо их помню. Косорылых негде было селить, и им отдали карантинные сараи. Кормить тоже было нечем, деньги на содержание прислали только через полгода. Ну, мы продовольствовали их в кредит по арестантской норме — пятнадцать с половиной копеек в день. Повара там были свои, ходили на базар, закупали привычную им пищу и готовили на всех… Пленные строили дороги. А потом случился инцидент. Стража обращалась с солдатами без лишней суровости и разрешала гулять по улицам. В результате вдруг пролилась кровь — кто же ожидал? Надзиратель тюремной больницы вопреки запрету отпустил больных психиатрического отделения посмотреть на фокусы, которые показывал один проходимец. Сошлись дураки в одном месте, и завязалась меж ними драка. Начали со своих, а потом перешли на китайцев. И каторжный отряда исправляющихся Гаврила Почтарев стал колотить ихнего капрала. Ни за что ни про что, по глупости. Он был с праздником[90] и не удержался в рамках. Видать, вся фамилия ихняя была невеликого ума, но злая. И китайцы дали сдачи. Железом по голове. А через неделю в тюрьме хунхузы убили папашу Почтарева, который, тоже по глупости, стал отбирать у них пайку. Он рассчитывал, что другие православные ему помогут. Хунхузов-то было всего шестеро на всю тюрьму. Но народ там отборный; связываться с ними желающих не нашлось. И Почтарева-старшего зарезали. При полном попустительстве одноверцев… А он еще раньше похвалялся, как в Благовещенске лично казнил изрядно китайцев и сына малолетнего научил. Вскрыл иным грудную клетку, вытянул наружу легкое и устроил, по его словам, сдутый воздушный шар…