Пропавший - Мэри Торджуссен

Для большинства родителей ребенок в семье – источник радости. Я знала, что это справедливо, если говорить о моей матери, но с отцом все обстояло иначе. В своем мирке он был важной фигурой. Владел собственной компанией, давая работу нескольким сотням людей, но суть дела заключалась даже не столько в этом. В его сознании все, что делала его семья, как она выглядела со стороны и о чем в ней велись разговоры, рельефно отображалось на нем самом. А потому, если у меня на работе дела шли хорошо, у него возникало ощущение, будто и его звезда поднимается выше на небосклоне. Нет, он не начинал уделять мне больше времени – отец не всегда отвечал на мои звонки, а сообщения от него поступали редко, но окружавшая его аура становилась благостной. Для него мой успех был важен. Мои достижения становились дополнительным признаком, что у него самого все отлично. Но стоило оступиться, как менялось и отношение отца ко мне.

Больше всего он опасался, что либо мама, либо я совершим нечто, выставляющее его в дурном свете. Нам же с ней следовало научиться держаться друг друга, поскольку мы обе умели заметить нюансы, приводившие в конце концов к беде. Но почему-то только сегодня я почувствовала, до какой степени в унисон мы с ней существуем, впервые ощутила порыв защитить ее. Она же всегда заступалась за меня, и теперь мне было стыдно, что я считала ее слабой.

Я снова вздрогнула, представив, какой станет для нее сегодняшняя ночь, сколько неприятных вопросов и оскорблений ей придется вынести. Теперь, когда мать Кэти проговорилась отцу, что я беременна, он во всем обвинит маму, как поставил ей в вину случившееся много лет назад.

Но тогда все обстояло иначе. Мой возлюбленный никуда не собирался бежать. Он хотел жениться на мне, несмотря на наш юный возраст. Но мой отец… Он и слышать не желал об этом. Я оказалась в больнице быстрее, чем смогла бы произнести «я согласна», и в течение короткого времени проблема была решена. И с тех пор о ней никто не заговаривал вслух. Не было необходимости.

Мне не следовало ездить к родителям сегодня. Да, я сделала это в момент слабости, надеясь получить у мамы утешение, но цена его оказалась слишком дорогой.

Я отправила Кэти сообщение:

Пожалуйста, скажи своей матери, чтобы она не рассказывала всем подряд о моей беременности.

Ответ пришел немедленно:

Прости, наверное, она подслушала, как я разговаривала с Джеймсом. Надеюсь, у тебя не возникло из-за этого неприятностей.

Она ничего не понимала. Она никогда ничего не могла понять.

На работе я старалась сосредоточиться, но это было очень трудно. Я чувствовала, как пошатнулись наши отношения с Кэти. Она по-прежнему каждый день присылала мне сообщения, интересуясь моим самочувствием, но я знала, какого ответа она упорно добивалась. Ей хотелось выяснить, что я уже побывала у врача, чтобы организовать прерывание беременности, а затем начать поиски нового мужчины для совместной жизни.

До того, как Мэтт покинул меня, мне никогда не требовалась помощь Сэма в работе. Мы могли порой обменяться какими-то идеями, но в целом трудились независимо друг от друга. Но вот в последнее время, стоило ему заглянуть ко мне просто поболтать, и я просила его перепроверить выполненное мной задание. И Сэм обнаруживал ошибки, каких я не допустила бы прежде. Я сидела с ним рядом, и меня бросало то в жар, то в холод от смущения, а он отметал в сторону все мои извинения и благодарности, заявляя, что ошибку допустить может любой, но при этом выглядел озабоченным, избегая смотреть мне в лицо.

Программу обеспечения безопасности для своего ноутбука я купила в тот же вечер, когда Джеймс рассказал мне о ней, но попытки установить ее довели меня в буквальном смысле до слез. Наверное, стресс не позволял мне даже следовать указаниям простейшей инструкции. На следующий вечер приехала Кэти и помогла проверить действие системы, пока я расположилась со своим айпадом в саду. Я могла видеть все, что происходило в гостиной, хотя качество изображения отставляло желать лучшего. Я поставила ноутбук на край дивана, и из кресла на лужайке наблюдала, как Кэти вошла в комнату и села. При этом она не переставала смеяться и помахала рукой, хотя, разумеется, не видела меня. Я попыталась проделать ту же операцию с помощью телефона, но его дисплей был слишком маленьким для хорошего обзора. Теперь следовало брать с собой айпад, куда бы я ни направлялась. У меня даже разболелась голова при мысли, сколько неудобств это мне доставит. Например, я не могла пользоваться устройством во время пробежек.

Итак, камера работала нормально, но следствием этого стала развившаяся у меня паранойя. Я опасалась упустить что-то, происходившее в моем доме. Понятно, что пользоваться айпадами в офисе не разрешалось, и я работала, разделив экран компьютера на две части. В левой располагалась выполняемая мной работа, а в правой я могла видеть интерьер собственного жилища. К счастью, монитор стоял так, что никто из входивших в дверь кабинета не видел, чем я занимаюсь. Я знала, что обязательно должен сначала поступить звуковой сигнал, если в доме улавливались звуки или движение, но я не могла заставить себя полностью довериться программе. С моей точки зрения, она стоила слишком дешево, чтобы быть по-настоящему надежной. А потому твердо знать, что ко мне в дом никто не проник, я могла только при наличии изображения, присутствующего постоянно у меня на глазах.

Я стала допускать больше ошибок, в том числе и потому, что часто подолгу не отрывалась от правой части монитора. И в мыслях тоже царил хаос. Я лишилась способности мгновенно запоминать цифры, содержание электронных писем или докладов. И это при том, что я всегда гордилась умением отключиться от всего постороннего на время поиска решения задачи, вот только сейчас я этот талант полностью утратила. Как только я бралась за дело, мой взгляд помимо воли перемещался в сторону, чтобы еще раз проверить, нет ли каких изменений в доме. Это сильно утомляло. Возникало ощущение постоянной повышенной готовности к нежданным событиям, и мой пульс учащался, как только доносился малейший шум.

Программа предоставляла мне выбор. Она могла автоматически включаться на запись при любом звуке или движении. Или я должна была постоянно сама вести наблюдение. И я предпочитала непрерывное наблюдение. Мне важно было застать его сразу и видеть сам по себе момент проникновения, знать, что как раз сейчас Мэтт находится там. Не хотелось полагаться на срабатывание системы, которая всего лишь запишет, как он издаст какой-то непроизвольный звук. А если Мэтт его не издаст вообще? Если сумеет прокрасться мимо объектива камеры?

И, конечно же, я не могла следить за дисплеем во время поездок на работу и обратно. Значит, Мэтт мог войти в дом сразу после моего отъезда, а я бы не увидела этого. В пути приходилось делать частые остановки для проверки записи айпада в надежде засечь нужное мгновение. Я понимала, насколько неразумно веду себя. Перегибаю палку. Если бы Мэтт пробрался в дом, я бы ничего не смогла предпринять. Даже быстро вернувшись, я бы уже не застала его у себя. Стресс, вызванный необходимостью постоянно следить за монитором, и постоянное опасение что-то упустить даже во время краткой отлучки в туалет становились невыносимыми. Если приходилось уйти на десять минут, я уже не могла знать, случилось ли что-нибудь за это время. А при перемотке изображения и воспроизведении пропущенных десяти минут рисковала упустить нечто, происшедшее в реальном времени. И выхода из этого замкнутого круга не было.