Восточная Пруссия глазами советских переселенцев - Юрий Владимирович Костяшов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одна из наших собеседниц, не захотевшая, чтобы упоминалось ее имя, рассказала о собственной трагедии:
— В Кройцбург мы приехали в сорок седьмом. Страшно было. Я все говорила: заехали-то куда? Я ведь здесь двух детей потеряла. Двадцатого мая приехали, а девятнадцатого июня мои сыновья пошли на развалины дома. Один шесть классов закончил, другой — три класса. Видимо, у немцев там была школа. И подорвались на мине. Здесь их и похоронили. Мы бы давно уехали отсюда, а как бросишь могилы? Вот и живем здесь до сих пор. Сорок три года уже. Так немило здесь живем...
Помощь минеров не всегда поспевала вовремя. Часто жители сами старались обезопасить себя, как это делала Анна Ивановна Неумейкова со своими односельчанами.
— Мы работали в совхозе «Чистые Пруды». У нас его в насмешку называли «Чистые пруды — грязные болота». Сколько пришлось траншей закопать, блиндажей! Один блиндаж стали закапывать, а там болванки вот такие — снаряды. Нам их надоело вытаскивать. Только вокруг дома двенадцать блиндажей закопали. А снаряды там прямо и оставили, сверху еще стог сена навалили. Потом саперы приехали. Мы им сказали про снаряды, а они говорят: «Вы никому не рассказывайте про них, они пролежат двести лет, и ничего с ними не будет, если их не трогать». Мы их так и оставили. Они там и сейчас лежат.
Стимулом для самостоятельного разминирования явилась организация в области многочисленных пунктов по приему металлолома у населения. Люди научились разбирать снаряды, а пустые гильзы сдавали в пункт за деньги. Не всегда это делалось профессионально: опять звучали взрывы, опять гибли люди.
А вот отрывок из интервью Анны Александровны Гуляевой:
— Я работала в сельском магазине в поселке Рожково и сама принимала от населения металл. Очень много сдавали немецких сельскохозяйственных машин. А военные летчики из поселка Догенен (сейчас Хлебниково) тягачом приволокли целый самолет и поставили его возле самого моего дома. Я, конечно, стала отказываться его принимать, но они стали возмущаться, говорили, что я не имею права, стали критиковать, что я плохой работник. Вот под таким натиском пришлось уступить. На глаз определили тоннаж, и я заплатила им девятьсот рублей. Они тут же купили два ящика водки, пообещав, что приедут и разрежут его, чтобы можно было увезти. Но они так больше и не приехали. Самолет простоял еще лет пять, в нем играли дети. В ревизии, конечно, всегда включали стоимость этого самолета.
Преступность