Восточная Пруссия глазами советских переселенцев - Юрий Владимирович Костяшов

— В Рыбачьем хорошо зарабатывали те, кто на катерах хо­дил. Остальные ходили на баркасах, под парусами, только в заливе. Помню, мы только приехали сюда, пошли однажды на баркасе. Тут заштормило, нас забило в камыши, и четверо суток мы там сидели. Нас уже считали пропавшими. На барка­се печечка была, мы уху варили. А вообще, четыре человека утонуло из тех, кто на баркасах работал.

Одновременно с началом рыболовного промысла заново создавалась перерабатывающая промышленность. «Поселок Пайза (сейчас Светлый), куда я приехал, находился на болотис­той равнине, которую пересекал проходивший вдоль берега залива морской судоходный канал, отгороженный от залива дамбой. В поселке сохранились полуразрушенные мастерские по ремонту рыболовецких судов да несколько жилых бараков. Работал рыбзавод, правда, маломощный: в его распоряжении имелся лишь ветхий сарай и несколько цементных чанов, куда сгружалась выловленная рыба. Осенью сорок седьмого года здесь был организован рыболовецкий колхоз «За Родину», — вспоминает Тимофей Федорович Михайлов.

О результатах хозяйствования ветераны-рыбаки говорят с грустью. Вот мнение Ивана Александровича Шилова:

— Раньше мы жили лучше, и поселок Морское был лучше. Домов было больше. Сейчас запустили поселок. Вон, шесть домов разобрали, чьи владельцы уехали. Магазин был, и в него все привозили: и поесть, и одеться. Был консервный завод при немцах: мы там видели банки, крышки, движок. Порастащили все, разобрали. Немецкие коптильни были маленькие; мы их не использовали — не умели. За дорогами ухода нет, берег косы метров на сто размыло, а начальству нашему до этого дела нет.

Глава 8. КЛАДОИСКАТЕЛЬСТВО. ОРУЖИЕ. ПРЕСТУПНОСТЬ

В поисках кладов

Повествование о жизни переселенцев будет неполным, если не упомянуть об очень популярном в ту пору промысле — кладоискательстве.

1. Выявить наличие кладов и сейфов.

2. Денежных ящиков.

3. Обеспечить их охрану.

4. Указать местонахождение.

5. Не разрешать их вскрытие никому без представителя комендатуры и донести мне по данному вопросу к 28 апреля с. г.

Из распоряжения помощника военного коменданта Кёнигсберга от 27 апреля 1945 года

Самые первые переселенцы нередко пользовались оставлен­ным или брошенным немцами имуществом. «Заходили в квар­тиры, там — зонты, плащи, пальто на вешалке висят. Казалось, что люди только что вышли из квартиры», — свидетельствует Сергей Михайлович Акатов. Однако обыскивать брошенные дома было занятием небезопасным: «В сорок пятом году везде запрещалось ходить. Всюду мины, мины, мины. Ходили по тропинке», — говорит Матрена Федотовна Букреева.

Постепенно города разминировались, вслед за саперами двигалась волна кладоискателей, с каждым днем все лучше ос­нащенная и организованная. Поиски кладов вели преимуще­ственно в садах возле особняков, затем в домах, сараях, подва­лах, на чердаках и дачах.

— Когда наши войска подходили к Восточной Пруссии, немцам объявили, чтоб они прятали ценные вещи, что Прус­сию сдадут временно. В таких тайниках была в основном посу­да, ее укладывали в ящики, зарывали в землю, прятали в подва­лах, замуровывали в стены, — вспоминает Михаил Николаевич Мешалкин.

— Помню, мы с пацанами отрыли огромную ванну на два метра, — говорит Петр Архипович Красников из Багратионовска, — там посуда, хрусталь. А нам, мальчишкам, это зачем? Все разбили, а стаканы с собой взяли.

Самые бесстрашные копали развалины. Ольга Васильевна Полежаева так и называет этот промысел по-археологически: «раскопки». То, что обнаруживали при раскопках, в основном продавалось на рынке или же просто обменивалось на продук­ты. А некоторым просто везло. Вот история, которую мы услы­шали от Антонины Ивановны Резановой из Славска.

— У моего мужа на клады чутье было. Один раз пошли в сад собирать яблоки (дело происходило в нынешнем поселке Гастеллово). Муж говорит: «Здесь яма». Это он по осевшей земле определил. Стали копать, сняли слой земли, потом толь, доски. Смотрим, а там ящик, как оказалось, с посудой. Посуда была красивая — фарфор. Другой раз муж нашел флягу с ме­дом. Фляга прямо вся блестела. Боялись, конечно, есть. Но у нас была собака Пират. Дали ей, она съела и заснула. Думали — всё! Но собака осталась здоровой, тогда и мы стали кушать... Или вот еще случай. Когда мы жили в поселке Канаш, весной сорок седьмого года немцам надо было уезжать. К нам при­шли бывшие хозяева дома, хотели забрать спрятанные вещи. На кухне стоял шкаф, они попросили его отодвинуть. Под ним прибит лист железа. Сняли железо, под ним — толь, потом — деревянный накат и доски. Когда все разобрали, увидели яму. В ней два велосипеда, швейная машинка. В другой комнате, там стояла голландка, была ниша, а в ней оказались замурова­ны карманные золотые часы. А у дома, вдоль окна, была еще одна яма с картошкой.

— Что стало со всеми этими вещами?

— Как что? Немцы забрали: это же их было.

Наталья Павловна Снегульская рассказала, что в Кали­нинграде на улице Клинической нашли целый склад эмалиро­ванных ведер, снабдили ими всю округу. А когда она копалась в своем саду, то «под одним из кустов нашла герметически закры­тую стеклянную банку. В ней находились денежные документы на дом, в котором раньше жил известный часовщик. На бумаге было написано по-немецки и цифрами проставлена сумма».

Иногда местные жители делились своими секретами с пере­селенцами. «В Мелькемене немцы нам говорили: «Если пока­зать вам наш клад, вам на весь колхоз хватит», — вспоминает Екатерина Сергеевна Моргунова. — А сами не показывали...».

Среди находок часто попадались всевозможные бумаги, документы, книги, бумажные деньги. В те годы люди обычно не придавали этим вещам большого значения. «В одном месте мы, подростки, нашли сейф вскрытый и там обнаружили кучу всяких документов, немецкие деньги, бумажные и металличес­кие пфенниги. Карты были. Все это мы взяли, поделив между собой, кому что досталось», — вспоминает Юрий Николаевич Трегуб. Мария Ивановна Самойлюк в одном из разрушен­ных домов случайно обнаружила