Разгадка кода майя: как ученые расшифровали письменность древней цивилизации - Майкл Ко

8) Возвращаясь к нашей богине Луны с птицами, где она изображена с кецалем: соответствующий иероглиф представляет собой удвоенный знак ku [k’u] Ланды. Это должна быть запись k’u-k’(u), k’uk’ (к’ук’) – «кецаль» на всех языках майя.

9) Неизвестный знак плюс удвоенный знак o (по Ланде) над богиней, изображенной с попугаем ара, должен читаться как mo-o-o или mo’o (мо’о) «попугай ара». Таким образом, неизвестный иероглиф – это mo.

А что насчет иероглифа, который следует за именем каждой птицы?

Кнорозов отмечает фонетическую замену обычного логографического знака месяца Муван (чаще всего он изображается как голова «птицы Муван»), в котором первый знак представляет собой картуш с завитком в нем; таким образом, Кнорозов читает его как слог mu. Он предшествует знаку ti Ланды в иероглифической комбинации, упомянутой выше, а ей, в свою очередь, предшествует u Ланды – притяжательное местоимение 3-го лица. Поэтому мы должны прочитать эту комбинацию как u mu-t(i) или u mut (у мут) «ее птица (или предзнаменование)». Весь блок иероглифов в этом знаменитом отрывке должен быть проанализирован как «[имя птицы], ее птица (или предзнаменование), богиня Луны, предзнаменование или эпитет».

Кнорозов даже находит хороший пример фонетического подтверждения с логографическим знаком «небо, небеса» – kaan (каан), за которым следует аффикс, который он читает как na.

Честно признавая, что некоторые из его прочтений были впервые сделаны Сайрусом Томасом, которым он восхищался, Кнорозов отмечает, что прочтенные слова являются обычными, хорошо известными во всех юкатекских словарях, а не какими-то гипотетическими. Его эпохальная статья завершается так: «Система письменности майя является типичной иероглификой и по своим написаниям слов не отличается от известных иероглифических систем».

Если Кнорозов прав, то «алфавит» Ланды действительно был Розеттским камнем для разгадки письменности майя и кнорозовская методология привела бы к ее полной дешифровке.

Советские СМИ не замедлили раструбить об истории, которая утверждала научный приоритет СССР. Достижения Кнорозова транслировались по всему миру, сообщение появилось даже на страницах «New York Times» от 13 августа 1952 года[109]. Западным эпиграфистам была брошена перчатка, а Томпсон был не тем человеком, который спокойно проглотил бы такой вызов.

Томпсон решил дать первый залп в своей односторонней войне с Кнорозовым в 1953 году в мексиканском журнале «Yan» [3] – недолговечном антропологическом издании под редакцией Кармен Кук де Леонард, хорошего друга Эрика, которая постоянно конфликтовала с мексиканским Национальным институтом антропологии и истории. Первый же абзац Эрика дает читателю подсказку о том, что за ним последует:

После подробного цитирования тенденциозного введения Толстова, превозносившего марксистско-ленинскую методологию, Томпсон утверждает, что Кнорозов повторяет ту же мантру, хотя на самом деле молодой советский ученый в первом разделе статьи поставил в вину Томпсону и Морли мистический подход к иероглифам, связанный с их представлениями о культе времени, что было вполне справедливым обвинением!

Напомним: Томпсон, как терьер, грызущий крысу, до последних дней воевал с Уорфом, пролив немало чернил по поводу его мелких ошибок, но не обращая внимания на важные замечания Уорфа. Точно так же он поступил и с новой угрозой, на этот раз из-за железного занавеса. Томпсон упрекает русского в том, что пять из его пятнадцати расшифровок (хотя Кнорозов и сам это указал) были уже сделаны Томасом, который, как едко заметил Томпсон, «работал задолго до Ленина». Затем Томпсон прошелся насчет досадной ошибки Кнорозова: Юрий Валентинович идентифицировал животное в Дрезденском кодексе (страница 13c) как ягуара, хотя это безусловно олениха. Эрик с торжеством приводит изображение этого существа рядом с несомненным изображением ягуара из Дрезденского кодекса, «чтобы читатели могли поразмышлять о марксистских ягуарах». Поскольку Кнорозов довольно неточно прочитал иероглифическую комбинацию, сопровождающую этот рисунок, как chakmool (чакмооль) «великая лапа» – эпитет для ягуара, все эпиграмматическое здание, наспех сооруженное русским, рассыпается как карточный домик к вящей радости Томпсона.

В конце своей высокомерной рецензии Томпсон ставит вопрос, есть ли у Кнорозова «честь ученого» (ответ конечно же звучит как «нет») и заключает:

Великий майянист высказался: методология Кнорозова не стоит даже пары строк, а его так называемая «дешифровка» – марксисткая фальшивка и уловки советской пропаганды.

При жизни Томпсона редкий ученый-майянист осмеливался перечить этому Великому Панджандруму[110] в любой сфере, и уж тем более в печати. Но в 1955 году шведский лингвист и синолог Тор Ульвинг опубликовал в журнале «Ethnos» замечательную оценку статьи Кнорозова 1952 года [4]. После краткого изложения советского подхода и выводов Ульвинг пишет: