Ева - Ева Миллс

На похороны я не пошла. Мне больше нечего было сказать Фрэн, а что скажут люди – меня не заботило. Меня вообще ничего не заботило.

Сначала меня никто не трогал, оправдывая моё желание одиночества потерей, но дни шли, скорбь в сердцах людей утихала, жизнь брала своё и всё возвращалось на круги своя. Всё, кроме меня.

С каждым днём становилось только хуже. Мама, папа, Лукас тормошили меня по очереди, пытались разговорить, и я старательно слушала, не желая обидеть. Они не понимали.

Несколько раз приходил Голд, но я каждый раз поворачивалась к нему спиной, и он перестал.

Меня показывали доктору, и он к моему удовлетворению сказал, что пока я ем и встаю с постели, ситуация не выходит за рамки обычного стресса, и поэтому я каждое утро умывалась, надевала свежее платье и исправно засовывала в себя завтрак, обед и ужин.

Телевизор меня раздражал, на книги я не могла смотреть без ненависти, задушевных бесед мне не хотелось, и я сутками лежала на подоконнике, глядя в окно и слушая музыку.

На выпускной бал я не пошла. Мама несколько раз пыталась робко спросить, что у меня с поступлением, но я отмолчалась. Про письмо, спрятанное у меня в ящике стола, я так никому и не сказала.

Мой восемнадцатый день рождения прошёл незаметно, в тихом семейном кругу. Пришли Ронни, Лукас. Голд не заходил, но прислал подарок. Я не стала открывать. Родители подарили мне новенький «скорп»42 и какая-то часть меня помнила, как бы обрадовалась такому подарку месяц назад. Я искренне расцеловала обоих – знала, что такая покупка для них была исключительной.

Ронни вручила чек, Лукас подарил мне мой портрет, заставивший ахнуть всех от восторга, но, когда мы остались наедине, протянул свёрток.

– Это – настоящий подарок.

По виду это была книга.

– Если это книга, лучше скажи сразу.

– Это не книга.

Я сорвала обёртку. Там была толстая тетрадь в красивом переплёте – к обложке явно приложил руку Лукас, и ручка, самая обычная, шариковая.

– Блокнот?

Он пожал плечами.

– Ты ни с кем не говоришь. Поговори с ним.

– С блокнотом?

– Его зовут Морти.

– Что?

– На самом деле я вру, но ты улыбнулась и поэтому я рад. Ева, я ничего не понимаю в друзьях и женщинах, но я знаю точно – когда мне плохо, моё творчество меня спасает. Каждый художник знает, что чем больше в тебе яда – тем лучше получится картина. Пиши. Это поможет сгладить острые углы в голове.

– Тебе помогает?

– Да.

Я поцеловала его, но знала, что не стану ничего писать.

– Спасибо, Лукас.

Вечером, когда все разошлись, а посуда была вымыта, я поднялась к себе и, заперев дверь, разделась догола перед зеркалом и долго смотрела на свои набухшие груди и плоский живот.

Я больше не могла скрывать правду от самой себя.

Я была беременна.

Рожать я не собиралась.

Говорить Лукасу, маме или папе – тоже.

Обратиться к местному врачу – исключено.

Значит, выход был один – ехать в Портленд.

Предлог у меня был – хочу потратить чек от Ронни на наряды. Все предложения составить мне компанию я отмела с ходу. Нет, я сама. Нет, не надо ехать со мной. Раньше бы никому и в голову не пришло бы отпустить меня одну, но сейчас они были так рады, что я вообще что-то хочу, что после споров для вида – согласились. Надавали кучу советов, папа нарисовал красной ручкой маршрут на карте, сто раз согласовали все сроки.

Оставалось ещё одно дело.

Я пришла к миссис Джеймс без приглашения и не стала принимать её предложение сесть и выпить чаю. Убедившись, что дома никого, кроме неё, нет, я взяла быка за рога.

– Миссис Джеймс, мне нужен адрес клиники, куда вы хотели отвезти Фрэн на аборт.

Она ахнула и схватилась за сердце.

– Дитя! Твоя мама знает?

Я поморщилась от её пафоса.

– Нет. И не узнает.

Лили категорически замотала головой.

– Нет. Не скажу. Ты не можешь принимать такое решение одна. Ты должна довериться матери.

– Так же, как Фрэн доверилась вам?

Женщина побледнела:

– Что ты хочешь сказать?

– Вы не поддержали Фрэн, когда были нужны ей. Из-за вас в том числе ей пришлось уехать в Портленд, из-за вас первые месяцы беременности она тяжело работала и плохо питалась. Вы – взрослая! Вы должны были быть сильной, вы – а не она.

– Ева, Ева, успокойся! Ты не знаешь всего! Ребёнок – это всегда чудо и счастье! – Она схватила меня за руку, но я вырвалась.

– Главное, что я знаю – это то, что ваша дочь из-за этого чуда мертва, и если вы не желаете мне такой же судьбы – вы скажете мне чёртов адрес!

Она колебалась, и я решила надавить.

– Вы же не хотите, чтобы я отправилась к какой-нибудь деревенской знахарке с вязальными спицами. Представьте, каково вам будет узнать, что я погибла из-за подпольного аборта в антисанитарных условиях? Как вы будете смотреть в глаза моей матери?

– Пожалуй, ты права. Никак. Поэтому пойду-ка я ей прямо сейчас и расскажу, что задумала её воздушная дочурка!

Она встала из-за стола и направилась к двери и я, увидев её со спины: стройную, гибкую, красивую – до рези в животе похожую на Фрэн – впервые кое-что поняла.

– А ведь вы ещё молодая…Лили. Сколько вам? Тридцать шесть?

– Тридцать пять. – Она не повернулась ко мне, но и не двигалась дальше.

– Значит, Фрэн вы родили во сколько лет…– я быстро подсчитала…—в 16? Такая юная, прелестная – и с ребёнком на руках. Кто отец? Женатый, небось. Сытый, лоснящийся лев. Вы, наивная и чистая, работаете в баре – на каникулы с друзьями копили? И тут он – уверенный, манящий. Обещал жениться. Сколько он вам дал денег, чтобы вы исчезли из его жизни? Я права? Мистера Джеймса не существует в природе?

Теперь Лили смотрела прямо на меня.

– Кто ты?

– Ну, вы же знаете, что говорят про меня. А ведь правду говорят. Я многое могу. Например, могу сделать так, что Ник – он же до сих пор живёт здесь, с вами и малышкой, вы прямо как настоящая семья – уютно, мило, аж тошнит – так вот Ник однажды посмотрит на вас и поймёт, как же вы похожи на Фрэн, просто одно лицо, да и по возрасту вы подходите ему больше…

Она отвесила мне такую оплеуху, что голова зашаталась.

Я с вызовом посмотрела на неё и тут ребёнок, до этого момента спавший в кроватке, заплакал. Лили шагнула к кроватке и взяла его, а потом сунула мне в руки – я не успела отшатнуться.