Ева - Ева Миллс

Я очнулась в 9 утра. Локи уже ушел, мама хлопотала на кухне. Когда я зашла к ней, она обняла меня и, казалось, хотела что-то, но сказала только, что завтрак будет готов через пять минут. Я вымылась, оделась во все свежее, села за стол и на автомате поела, отказалась от предложения остаться дома, приехала в школу, но поняла, что все вокруг только и говорят, что про Фрэн. Никому ничего не говоря, я ушла с уроков, бросив машину на школьной стоянке. Бесцельно прослонявшись несколько часов по городу, пришла в лавку. Голда не было, и я была рада этому. Чтобы чем-то себя занять, взяла тряпку и пошла вытирать пыль с книг, хотя недавно это делала. Максимально сосредоточившись на этом занятии, я тщательно и медленно шла от полки к полке. Вдруг на глаза попалась Эмили Бронте. Грозовой перевал. Я бы сказала, что это случайность, но для этого уже слишком хорошо знала, как могут вести себя книги на этих стеллажах. Я достала книгу и положила на стол.

Меня затрясло. Сквозь вату в моей голове пробилась острая, болезненная мысль:

Фрэн умерла. Фрэн больше нет.

Все кончено.

Стало больно, так больно, что внутренности скрутило.

Так не должно было случиться. Я сделала все, чтобы предотвратить такой исход. Книга должна была помочь. Я была уверена, что не ошиблась, я знала, знала, что выбрала правильную. Все должно было быть не так. Она должна была жить! Она, а не ее вопящий младенец. Где, где я ошиблась?

Глаза заволокло красным.

Я могу ее вернуть. Я верну ее. Я все исправлю.

У Голда был шкаф, в который мне, как жене Синей Бороды, дорога была заказана. На дверцах висел замок и ключ Голд держал всегда при себе, но я просто взяла тяжелую медную пепельницу и со всей силы стукнула по дверке, потом еще и еще, сбив замок. На меня смотрели строгие, суровые, вековые книги, в глубине которых таились жизнь и смерть. Ветхий Завет, Старшая Эдда, Коран, Песнь о Нибелунгах, Молот ведьм. Эти книги видели вечность, им было плевать на мои печали. Ни тени сомнения не было во мне и знакомый зуд разгорался в ладонях. Пальцы уже бежали по корешкам, пока не остановились на черном, плотном, без названия. От книги веяло холодом, я знала наверняка, что не ошибаюсь и когда я прочитаю ее… Я потянула ее к себе за уголок, но мою руку что-то резко отдернуло.

Голд.

Это он перехватил меня. Я стояла, смотрела на его сухую, прямую и невозмутимую фигуру и ненавидела так, что готова была вцепиться в горло. Он не смел меня останавливать!

– Ты не сделаешь этого.

– Еще как сделаю.

– Нет.

– Да! Да, сделаю!

– Ее не вернешь, Ева. Поверь мне, я знаю, о чем говорю. Ты думаешь, я не пытался вернуть Эмили?

– У вас не вышло, выйдет у меня, пустите меня!

Я принялась вырываться, пиная его ногами, но в его старых руках было на удивление много силы, и он держал меня крепко, пока я бесновалась. Я колотила и выкрикивала проклятия, умоляла и бранилась, а потом наконец разрыдалась, безобразно, громко, до заикания.

– Голд, Голд, я же дала ей книгу. Поччему, почему она не помогла?

Я не ждала ответа, просто повторяла мучивший меня вопрос, но он ответил.

– Книга не помогла, потому что Фрэн ее не читала.

И я сразу поняла, что да, так и было.

– Не читала?

– Нет.

– В конце февраля она пришла ко мне с книгой и спросила, должна ли она знать что-то об этой книге, кроме того, что это известная история любви.

– И вы…?

– И я сказал ей правду.

– Нет, – прошептала я. – Нет. Вы не смели.

– Это ты не смела, Ева, и ты знаешь это. То, что ты сделала – это не просто вмешательство в судьбу, это предательство.

– Я хотела спасти ее!

– Ты хотела убить ее ребенка!

Я снова начала плакать. Голд отвел мои руки от лица.

– Ева, она простила тебя. Она просила меня сказать тебе, что не сердится и понимает, почему ты так поступила. А еще она сказала, что ты поймешь ее, когда у тебя будет свое дитя. «Когда мать принимает решения, она всегда идет до конца и немного дальше»39

– Вы дали ей книгу.

Голд мягко смотрел на меня и в глазах его было сочувствие и понимание.

– Конечно. Я всегда даю книгу тем, кому она нужна.

– Вы все это время знали. Знали и не сказали мне, знали, что она обречена! Из-за того, что еще даже не родилось, не дышало и не имело души! Никогда у меня не будет ребенка! Никогда! Я никогда ее не пойму и не прощу! И вас не прощу! Ненавижу, ненавижу!

И я выбежала из лавки.

Я побежала к камню – место радости и скорби, этот валун был неотъемлемым свидетелем моей жизни и знал обо мне все. Я прислонилась щекой к его нагретой солнцем поверхности и слезы сами полились из моих глаз. Ничего нельзя было сделать и исправить. Мои руки сжимали книгу – я схватила её, убегая, но сейчас, разглядывая обложку «Грозового перевала», уже не была уверена, кто кого увёл за собой. Потрясение тому было виной или просто от усталости какой-то предохранитель съехал у меня в голове, но мне казалось, что я слышу шёпот Фрэн:

«Спаси Ника, помоги Нику».

Меня накрыла злость, я закричала:

– Ты не имеешь права меня просить, ты умерла!

И ветер шёпотом погладил мою щеку «Пожалуйста»

«Я сошла с ума. Слетела с катушек. Если кто-то узнает, я до конца дней буду пить таблетки».

– Ник справится сам. – и я оставила книгу у камня и ушла.

Дома меня уже ждали. Бледная мама, злой и напуганный отец.

– Где ты была? Из школы звонили, что ты ушла, не сказав никому ни слова!

– Гуляла.

– Мало у нас проблем, ещё и тебя ищем по всему городу!

– Так не ищите!

– Да как ты смеешь…

– Прекратите оба! – Элена прикрикнула на нас обоих, и мы от неожиданности замолчали.

– Джек, передай по рации Лукасу, что она дома. Ева, сядь.

Неохотно, но мы повиновались.

– Ева, поговори с нами.

– О чём?

– О Фрэн. О своих чувствах.

– Не хочу.

– Ева, мы понимаем…

– Не понимаете! – заорала вдруг я. – Только и твердите все вокруг, что понимаете, понимаете, а самим даже не жалко Фрэн! Вы никогда её не любили! Вы никогда не теряли подругу! Никогда не были виноваты в таком! Как вы можете знать, что происходит в моей голове!

– Да что ты знаешь о…