Городской тариф - Александра Маринина

Нет, с криминальным авторитетом решительно ничего неполучалось, и самый жирный крест на этой версии поставил Равиль, когда твердозаявил: эта девочка ни с кем не была. А уж он-то знает, что говорит, и за словасвои отвечает. Тогда встает вопрос: откуда у Милены деньги? То, что не честнымтрудом они заработаны, - очевидно, а коль так, то они по определению в любоймомент могут оказаться спорными и явить собой бесспорный повод для убийства. Всередине 2000 года их еще не было (судя по тому, как она одевалась и какойобраз жизни вела), в начале 2001 года они уже доявились, ибо, как утверждаетСедов, она в тот период занималась поисками квартиры для приобретения всобственность. Вот эти-то полгода жизни Милены Погодиной и нужно было раскопатьи расписать буквально по минутам. Ничего себе задачка, если принять вовнимание, что уже 2005 год заканчивается.

С версией о том, что Милену убили в качестве актаустрашения, направленного на Седова, тоже ничего толкового не получалось, хотяСергею Зарубину удалось наметить два перспективных направления работы. Ах, какнекстати сломался Павел! Почему-то в книгах и кино все свидетели дают показаниявовремя, даже если эти показания и ложные, а вот что делать, если главныйсвидетель в глухом запое? И понять его можно: все-таки любимую женщину потерял,с которой прожил почти пять лет. А делать-то что?! Без его информации, причемданной на ясную голову, расследование продвигается с огромным трудом.

Или все-таки Канунников? Нет, то, что убийца Милены именноон, вне всяких сомнений, тут и обсуждать нечего. Но почему? Вернее, так: егонаняли, пользуясь близостью Олега к намеченной жертве, или он убил Погодину пособственной инициативе? В любом случае убийство не было спонтанным,спровоцированным внезапной ссорой, ведь Олег Михайлович готовился к немузагодя, билетик-то в Прагу приобрел аж за сутки до убийства, в день убийства сутра - еще два билетика прикупил, то есть продумывал пути отступления изМосквы. И только имея на руках все три билета на разные поезда, он около двухчасов дня вызвал телефонным звонком Милену к себе на квартиру, где и убил ее.Задушил руками. И скрылся. Может, ревность? Не внезапная, нахлынувшая в однусекунду, когда узнаешь об измене любимой женщины и не можешь с собойсправиться, а давняя, тлеющая под спудом и в конце концов взрывающаясяневозможностью терпеть. Ведь Канунников знал Милену с девяносто девятого года,был ее любовником, потом вклинился Седов, и Милена ушла к нему. Какое-то времяОлег и Милена не общались, потом встретились, может быть, случайно, или онасама позвонила ему, или он ее разыскал - стосковался, соскучился, и всеначалось снова, и продолжалось… Так часто бывает, уж Федор-то Иванович Давыдовэто хорошо знал, за десятки лет следственной практики и не такое повидал.

- Ладно, ребятки. - Давыдов со вздохом выключилкомпьютер и принялся собирать со стола бумаги и прятать их в сейф. - Кому чтоделать, мы решили, в понедельник доложитесь. Вопросы есть?

Оперативники переглянулись, словно определяя, кто из нихокажется самым нахальным. Самым нахальным оказался Зарубин.

- Нет, Федор Иванович, все ясно.

- Ну, тогда у меня будет вопрос, - голос следователястал сухим и неприятным. - Вы когда закончите дурака валять, а? Вы когданачнете нормально работать? Мы тут с вами три часа совещались, так из них два -выясняли, кто из вас чего не сделал и почему. Вы думаете, я лопух старый иничего не вижу? Думаете, я вашему начальству до сих пор на вас бочку ненакатил, потому что считаю вас ударниками коммунистического труда? Нет,ребятки, не считаю я вас ударниками. Мне просто жалко вас, не хочу портить вашиотношения с вашим же руководством. Вот ты, Ваня, - обратился он к мрачномунасупленному Хвыле, - всего месяц как из другого округа перевелся, тебя новоетвое начальство совсем не знает, не хочу тебе репутацию портить. Ты, Витенька,- он ткнул пальцем в Рыжковского, - вообще салага еще, только-только из милицейскойакадемии на землю пришел, опять же жалко твое личное дело поганить, потому какопыта у тебя - с гулькин нос. Да и у Настюхи с Сережей новый начальник. Жалею явас, обормотов, вот и молчу. А не надо бы.

- А откуда вы знаете? - не справился с удивлением ВитяРыжковский.

- Я, сынок, всегда все знаю про людей, с которымиработаю. Ну что, по домам?

Все стали подниматься и прятать в сумки и карманы блокноты,и в этот момент зазвонил телефон. Давыдов снял трубку и, нахмурившись, слушалсобеседника. Настя уже успела застегнуть куртку и сверху замотать вокруг шеидлинный шарф, когда следователь произнес:

- Ладно, давай приезжай. Я в кафе буду, за углом.Знаешь? Ага. Вот там меня и найдешь. А то я с утра не жравши. Потом, если надобудет, вернемся, скажешь мне все под протокол.

Он положил трубку и, поймав вопросительный взгляд Насти,проворчал:

- Седов оклемался. Какая-то срочная информация у него.Придется подождать.

- Всем? - безнадежно спросил Иван Хвыля.

Во время совещания он то и дело посматривал на часы инетерпеливо ерзал, было видно, что неторопливое многословие следователя егораздражает, у него дела, он спешит, а тут…

- Всем, - зловредно припечатал Давыдов, вперив воперативника особенный взгляд.

Настя не смогла сдержать улыбку. Она знала Давыдова давно ипрекрасно понимала, что Хвылю он, конечно, отпустит. Но не сейчас, а минутчерез пять. Пусть парень понервничает, позлится.

Так и случилось. Они вышли из здания городской прокуратуры,дошли до кафе за углом, и уже перед самым входом следователь остановился ивнимательно оглядел свою свиту.

- Ладно, - милостиво проговорил он, - ты, Ваня, иди, иты, Витя, тоже свободен. А вы, - он ткнул пальцем в Настю и Зарубина, - со мнойостанетесь, будете Седова ждать.

- Минуй нас пуще всех печалей, - едва слышнопробормотал Сергей, толкая тяжелую дверь и пропуская Настю вперед.

- Ага, только пока непонятно, это проявление барскогогнева или барской любви, - шепотом отозвалась она.

Давыдова здесь знали, это стало понятно с первых же секунд.Народу в кафе было много, что и неудивительно для субботнего вечера, но их тутже провели за каким-то чудом оставшийся свободным столик у окна. Следовательдействительно был голоден, он заказал суп и фирменное блюдо из судака, Зарубин,не страдавший плохим аппетитом, попросил принести свиную отбивную, Настя жеограничилась одним салатом, который оказался гигантской порцией свежей зелени средкими вкраплениями мелко нарезанных овощей. Есть не хотелось. Полученную отследователя выволочку она считала более чем справедливой и в очередной развзялась за решение набившей оскомину задачки: уходить с оперативной работы илиоставаться. Если уйти, то что о ней подумает Большаков? Он с таким трудомпробил ее новое назначение, повысил ее в должности, он так искренне просил ееостаться и спрашивал, что ему нужно сделать, чтобы она не уходила. Онаответила, он выполнил ее условие, и как после этого уйти? Как она будетвыглядеть в его глазах? А если остаться и все время думать о том, что силы ужене те, что мозг работает не так быстро и четко, как раньше, и постоянно ловитьсебя на том, что недоделала, недодумала, совершила очередную ошибку, и ощущатьна себе косые взгляды, и прятаться от этих взглядов, понимая, что она занимаетчужое место, на которое можно было бы взять кого-то помоложе, посовременнее,пошустрее? А если все-таки уйти и потом рыдать ночами в подушку, тоскуя полюбимой работе, и отравлять жизнь не только мужу, но и себе самой?