Сердце Ведьмы - Женевьева Горничек

Хель громко всхлипнула и завопила:

– Нет!

Подстёгнутая криком дочери, Ангербода снова рванулась вперёд, не обращая внимания на путы.

– Скажи же им, Локи. Скажи, что твои дети не чудовища. Пусть они прекратят это безумие и вернут их мне.

Локи снова повернулся к ней, но его лицо по-прежнему ничего не выражало. Тюр и Тор обменялись удивлёнными взглядами, а Фрейя сложила руки на груди и закатила глаза. Фрейр определённо чувствовал себя не в своей тарелке, потому что Гёрд по-прежнему рыдала, а Хель кричала, а он отвечал за них обеих.

– Мы никому не причиним вреда, – умоляла колдунья, всё ещё обращаясь к Локи. Слезы текли по её лицу, и её трясло так сильно, что боги могли подумать, что она всё ещё пытается освободиться. – Мы никогда никому не причиняли вреда, и ты это знаешь. Мы не лезем в чужие дела. Скажи им. Прошу.

– Я уже сказал тебе, – просто ответил Локи, – что сожалею.

– Если ты когда-нибудь испытывал ко мне хоть толику любви, ты бы сделал это, – прошептал Ангербода. – Ты бы им сказал.

Но мужчина промолчал и снова отвернулся от неё. Тор первым потащил прочь извивающийся мешок; затем Тюр последовал за ним, уводя Фенрира, который бросил на свою мать последний долгий взгляд и громко заскулил. Ангербода снова начала биться в верёвках, крича:

– Нет, нет, нет…

Гёрд бросилась вслед за Тюром и Тором, больше не в силах смотреть на происходящее, причиной которого сама же и стала. Фрейр изо всех сил пытался унести Хель, но та бешено сопротивлялась и рвалась к матери.

– Мамочка, я буду хорошей, я буду хорошей! – рыдала она, протягивая руки к Ангербоде. – Не позволяй им забрать меня, мамочка! Я обещаю, что больше никогда не буду тебя расстраивать! Я буду хорошо относиться к братьям, и я буду всегда доедать ужин, и я стану больше разговаривать, клянусь! Я даже лягу спать, когда ты скажешь! Я обещаю!

– Я так не могу, – сказал Фрейр с мрачным выражением лица, но не отпустил Хель.

– Пойдём, брат, – позвала его Фрейя. – Это всего лишь ребёнок. Перекинь её через плечо, и покончим с этим.

Локи оттолкнул его в сторону и хрипло произнёс:

– Отдай её мне!

Он подхватил дочь на руки, и та прижалась к нему изо всех сил. Затем мужчина двинулся вслед за остальными богами и больше не оглядывался.

Последнее, что Ангербода увидела, – зелёные глаза её дочери, полные слёз, смотрящие на неё через плечо отца.

Грудь колдуньи ходила ходуном, она хватала ртом воздух, пытаясь сдержать рыдания. Отчасти она не верила в то, что только что произошло, а отчасти – пыталась быть сильной ради дочери. Но её девочки больше не было рядом, как и сыновей, и её разум метался как в лихорадке, потому что этого просто не могло происходить на самом деле.

Она билась в верёвках и чувствовала, как путы Фрейи начинают ослабевать. Надежда расцвела в её груди, и она стала бороться ещё сильнее, призывая на помощь каждую частичку магии, что была в ней. Веревки прорезали болезненные красные линии на запястьях, когда она напрягала руки. В голове стучало так сильно, что казалось, череп вот-вот лопнет. Она чувствовала, как горячая кровь сочилась из носа, стекала по верхней губе и попадала в рот, её острый привкус медью отдавал на языке.

Хель всё ещё кричала, и Ангербода тоже:

– Нет, нет, нет…

И вдруг на поляну снова вышел Тор. Он бросил короткий взгляд через плечо, чтобы убедиться, что остальные ушли, а затем принялся изучать женщину с тем же обескураживающим равнодушием, что раньше было написано на лице у Тюра и Локи. Когда Тор заметил, что от её усилий верёвки немного сползли, взгляд его посуровел.

Ангербода не замечала, как он смотрит на неё: будто она – раненое животное, которое нужно добить из милосердия. Она была близка, так близка к тому, чтобы освободиться, осталось совсем немного… Но затем Тор двинулся в её сторону.

– Ты другая, – произнёс он задумчиво, больше себе, чем ей. – Отличаешься от других ётунш, которых я сразил, так что у меня нет уверенности, что умерщвлять тебя правильно. Но мой отец говорит, что другого выхода нет. Ты слишком опасна, чтобы остаться в живых.

Она умоляюще посмотрела на него широко раскрытыми глазами и воскликнула:

– Пожалуйста, ты…

Но Тор воздел свой молот и заставил её замолчать быстрым ударом в висок. Последним, что она увидела перед смертью, был проблеск неуверенности, промелькнувший на его лице как раз перед тем, как Мьёльнир обрушился ей на голову.

Раздался треск.

Когда голос Ангербоды внезапно оборвался, Хель перестала плакать и испустила испуганный вздох. Даже Локи стало не по себе, а на его лице появилось потрясённое выражение. Фенрир перестал сопротивляться железной хватке Тюра и завыл пронзительно и жалобно. И только Ёрмунганд начал, наоборот, так яростно извиваться в мешке, что чуть было не вырвался, но Тор в последний момент подскочил и забрал мешок у Фрейра, который нёс его, пока бога не было.

– М-мама? – прошептала девочка, нарушая долгое молчание, последовавшее за резким исчезновением криков её матери. Её дыхание стало поверхностным, кончики пальцев посинели от волнения.

– Тише, – прошептал Локи в ответ. – Ты должна успокоиться, Хель, иначе заболеешь. С твоей мамой всё будет в…

Но ребенок не успокоился.

– Что они с ней сделали? Что они сделали? Мама!

Малышка вопила снова и снова. Её крики эхом разносились по пустому, мёртвому лесу, пока они шли, и теперь даже отец не мог заставить её замолчать.

Ангербода рухнула на колени и завалилась лицом вперёд.

Ей пришло в голову, что, возможно, теперь, когда она умерла, путы больше не должны удерживать её, но нет – это было не так. Ей было холодно. Очень холодно.

Женщина не дышала и не понимала, может ли пошевелиться, но при этом чувствовала землю под собой – грязь поляны, лицом в которую она упала. Она ощущала какую-то влагу на голове, но боли не было.

Что происходит? Как я?..

И в этот момент она поняла. И от осознания её затошнило.

– Восстань, Провидица, – прозвучал приказ, – и поведай, что ты знаешь.

Её пальцы вонзились в землю, когда она изо всех сил пыталась поднять голову, но рассыпавшиеся волосы падали на лицо и заслоняли обзор. Так что всё, что ей удалось поначалу разглядеть, – это фигура мужчины, возвышающаяся на ней.

Мир вокруг него казался бесцветным, приглушённым – как будто она смотрела сквозь туман – и тревожным в своём абсолютном безмолвии. Единственным звуком являлся голос незнакомца. Она всё ещё находилась недалеко от своей пещеры, хоть и знала, что на самом деле не может быть там. Деревья Железного Леса теперь выглядели ещё более серыми, как будто из них вытянули все краски. Опадающие листья летели на землю слишком медленно. А когда она оглянулась через плечо, её тело всё ещё висело позади, привязанное к дереву и неподвижное.