Обычные люди - Евгения Овчинникова

Мы были на неоживленной дороге, асфальтированной, проходящей по берегу моря. Солнце уже встало, но еще не грело. Я надела капюшон халата и закуталась в одеяло поплотнее. Ночной ветер стих, ничто не напоминало о непогоде. Тирренское море[22] снова стало лазурным, небо — голубым. Когда в голове чуть прояснилось, я вспомнила про папу и расплакалась от бессилия и несправедливости. Так я сидела в коконе из одеяла и плакала, стараясь не думать, что папа умер, но все равно думала.

Солнце поднялось высоко, и дурман окончательно оставил меня. Машин не было — тот, кто сказал про десять-пятнадцать минут, ошибся. Казалось, мы остались одни на краю света и никто не придет и не поможет. Открыла глаза Мира. Она очумело оглядывалась.

— Ты была под снотворным, — сказала я ей, — скоро отпустит.

Мира попыталась сесть, но опустилась обратно на одеяло.

— Почему ты плачешь? — прошептала она. Голос — как шелест сухой травы.

Я хотела рассказать, но не смогла и расплакалась еще сильнее. В это время вдалеке на горизонте показалась машина. Когда она подъехала поближе, я с трудом встала. Голова кружилась, тошнило. Вышла на дорогу, размахивая одной рукой, — босая, в халате. Машина с женщиной за рулем затормозила прямо возле меня. Из машины вышла мама, и я даже не удивилась этому. Она бросилась ко мне, а я из последних сил сделала несколько шагов, и она налетела и обняла меня — я увидела ее перепуганные глаза и растекшуюся тушь.

— Мама, папа… папа…

— С ним все в порядке, дорогая. Он в больнице, — прошептала мама, стискивая меня в объятиях.

И то ли от внезапного счастья, то ли оттого, что действие снотворного еще не закончилось, я снова потеряла сознание.

Я засыпала и просыпалась, и кадры мелькали. Вот мы едем по берегу моря, вот уже по оживленной многополосной трассе, вот петляем по улицам Рима. Вот меня осторожно поднимают с сиденья и несут по улице, и ветерок холодит голые ноги. Вот дребезжит старый лифт.

Я проснулась ближе к вечеру. Открыла глаза. Я лежала на боку на большой кровати, рядом сидел папа. У него на коленях стоял ноутбук, он звонко щелкал клавишами. Сидел прямо, а не скрючившись, как обычно, и, подняв глаза, я увидела у него на шее медицинский корсет. Хотела спросить, во что это он вырядился, но смогла только прокряхтеть и повернуться на спину, как гигантская неповоротливая гусеница. Папа убрал ноутбук, спросил, как я себя чувствую, но я только моргала и дышала. Он ушел в другую комнату, а я огляделась. Спальня с современной мебелью, красивая, но будто с картинки из журнала — необитаемая. Белые и коричневые оттенки. Пустая ваза для цветов.

Они вошли втроем — папа, мама и Альбертина — и трогали меня, задавали вопросы. Потом возник доктор. В обычной одежде, но со стетоскопом на шее.

Он посветил мне фонариком в глаза, послушал, как бьется сердце, измерил давление. Говорил на итальянском с Альбертиной.

— Все в порядке, — сказала нам Альбертина, с облегчением опускаясь на кровать. — Он говорит, что слабость — это нормально. Завтра все пройдет.

Врач что-то сказал мне, показывая на шею.

— Он говорит, что место от удара электрошокера может болеть несколько дней. Нужно мазать мазью, чтобы не осталось шрамов.

— А что там? — Ко мне вернулся голос, но говорить я смогла только по-русски.

— Тут две дырки, как будто вампир укусил, — сообщил папа.

— Круто. Сфоткайте, — попросила я.

Пока папа искал телефон, Альбертина перевела врачу мою просьбу. Он рассмеялся, потом попрощался и вышел из комнаты в тот момент, когда папа щелкал у меня над шеей своим айфоном. На фото и правда было похоже на укус вампира.

— Где Мира? — спросила я.

— С ней все в порядке, — ответила Альбертина, услышав ее имя. — Она проснулась раньше, сейчас говорит с полицией.

— Дорогая, если ты можешь говорить, то лучше прямо сейчас. Чтобы они нашли тех людей, — попросила мама.

Я попросила усадить меня повыше и принести воды. Скоро в спальню вошли полицейские. Не Аполлон, другие, но тоже молодые и очень красивые.

Потом мама сказала, что хоть действие наркотика давно закончилось, но из-за усталости, недосыпа и ужасов предыдущих дней совершенно нормально, что мы с Мирой проспали до вечера. Она рассказала, что Аполлон после звонка Альбертины поднял на уши и полицию, и карабинеров, и Интерпол. Новость о нашем похищении с «Королевы тунцов» моментально разлетелась по Италии. Выяснили, что катер в самом деле был катером береговой охраны, поэтому помощник и капитан яхты ничего не заподозрили. Более того, на катере находились и ребята из береговой охраны. Их допрашивали в ближайшие несколько дней, но чем закончилось дело, я не узнала — меня не слишком интересовало, как именно похитители все провернули. Оказалось, что ни женщину-змею, ни ее сообщников-безликих не видели ни на дорогах, ни на заправках, ни в пунктах аренды машин, ни в римском аэропорту Фьюмичино. Они исчезли, словно их никогда и не бывало.

Полицейские ждали, когда я очнусь, и я рассказала им обо всем, что слышала в фургоне. И сделала набросок женщины-змеи и одного из агентов Смитов — этого было достаточно, все четверо были на одно лицо. Но к тому времени эта компания уже наверняка летела над Атлантикой и, может быть, приземлилась в тайном аэропорту в техасской пустыне или в обычном аэропорту, и там они спокойно вышли и уехали на такси в город. Мы ничего о них больше не узнали.

Зато стало известно, что под Сан-Франциско, в одном из городков Долины, нашлась Божена — она брела по главной улице, пока прохожие не поинтересовались, все ли с ней в порядке. И в России нашлись все, кого забрали на исследования. Последних мальчика и девочку, им было по пятнадцать, нашли под Саранском.

— Конечно, удивительно, что они так бережно обращались с вами и с другими детьми, — задумчиво говорила мама. — Обычно они менее… деликатны.

— Кто они?

— Я склоняюсь к версии частного научного центра при военной организации. Спросим завтра у Михаила. Они не знали, сколько вас и кто вы. Поэтому разыграли весь этот цирк. Многие родители запаниковали, бросились созваниваться, выдали себя и других. Хорошо, что с вами ничего серьезного не случилось, — повторила мама, и ее голос дрожал, в нем слышалось и облегчение, и усталость. И выглядела она измученной. Но я все равно спросила, как она нас нашла.

Мама позвонила Альбертине сразу, как приземлился ее самолет в Риме, и та ошарашила ее новостью.

— Девочки пропали. Но их все ищут, — говорила ей Альбертина, — и полиция, и карабинеры. Они дали объявления по всем каналам и по радио. Мы сидим в моей квартире здесь, в Риме, приезжай сюда.

— Нет, я не буду сидеть в квартире, — сказала мама. — Присмотрите пока за Павлом.