Жена Эмиля. Наследник для Зверя - Мария Устинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За спиной открылась дверь, свет из фойе скользнул в комнату.
Эмиль подошел со спины, поцеловал напряженно вздернутое плечо.
– Ну все, – прошептал он, убирая назад волосы. – Повернись… Хватит, маленькая. Пусть все останется в прошлом. Это было давно, а нам нужно жить дальше… У мужчин такое бывает, я оступился, но я люблю тебя. Да, ошибся, но больше этого не повторится.
Слова были правильными, взвешенными. И пощечину выпрашивал с тем же расчетом: спущу пар, отведу душу, а на завтра – цветы и подарок, послезавтра остыну, через неделю начну покорно варить кофе, а он будет радоваться, что перестала дуться. Какой у меня выбор, правда?
– Ты циник, – сотрясаясь от рыданий, выдавила я. – Жестокий циник. Я не хочу тебя видеть.
Ему не понравилось, он застыл, хищно дыша в ухо.
– У нас ребенок, Дина, – сказал он. – Я буду просить прощения, вынесу твои истерики, но не отпущу тебя, поняла? Не дам уйти с сыном. Сын навсегда нас связал!
Под конец реплики голос стал острым, как нож. Эмиль отпустил меня так резко, что я пошатнулась. Дал понять, что рано или поздно мне придется проглотить это. Сказал: ты и это простишь. И это правда: я в той же ловушке криминала, что и он, только у меня младенец на руках. Я не хотела возвращаться в этот ад с ребенком. Но пришлось, потому что больше некуда пойти.
Дверь закрылась. Стихли взбешенные шаги в коридоре – Эмиль ушел в спальню.
Они все такие. Просто игры со шлюхами, потому что захотелось, все ведь не всерьез… А жена простит, куда денется, ничего ведь не было. Когда меня похитили, простить казалось действительно легко. Но прощать цинизм сложнее.
– Ну и пошел ты…
Главное, не рвать себе нервы. Стресс вреден кормящим. Я провела под глазами ладонями и побрела в соседнюю комнату, где был диван. Без сил упала и лицом повернулась к стене, чувствуя себя безумно одинокой. Мне снилось, что с Эмилем мы скованы тяжелыми цепями, которые тянут меня к земле, а разбудил звонок телефона. Я оторвала от подушки тяжелую голову. В доме темно и тихо… Ребенок молчит. Я вышла из комнаты, огляделась – звук шел из шкафа рядом. В сумке звонил мой телефон, забытый дома, когда меня положили на сохранение.
Я приняла вызов, чтобы он заткнулся, но сначала заглянула в детскую. Сын сладко спал в кроватке. Прошло не больше пары часов. Я ушла обратно в комнату, легла на диван, закрыла глаза и только тогда ответила:
– Алло, – шепот после сна прозвучал хрипло.
– Прости за поздний звонок. Узнала?
Теплый, слегка невнятный голос мгновенно вызвал из воспоминаний страшное фото, которое показывали ахмедовские – обезображенное тело Сергея. Работа Ремисова, как они сказали. Андрей.
– Можешь говорить, ласточка?
До этого я засыпала на ходу. А теперь резко открыла глаза и села, поджав ноги к груди. В темном окне, сквозь разрыв в снежистых облаках, мелькнула серая луна. Появилось чувство, что я сплю и вместе с тем, острое, противоречивое ощущение реальности. От ночных разговоров с призраком так бывает.
– Привет, – прошептала я.
– У тебя все хорошо?
Его приятно слушать: фокус в мягком из-за лицевого паралича голосе. Я закрыла глаза, чувствуя головокружение. У меня не укладывалось, что мужчина с этим голосом и киллер, вырезавший врагу глаза – один и тот же человек.
– Спасибо, что помог.
– Не благодари. Они меня взбесили. Как ребенок?
– Хорошо, – растерялась я. – Спит.
– Дина, я хочу поговорить начистоту, – он выдул дым, я представила, как Андрей курит на кухне одной из конспиративных квартир. – Эмиль в дерьме. Тебя похищали и могут снова.
– Насколько все плохо? – я крепко зажмурилась.
– Дерьмово. Из-за сделки с Ахмедом он увяз, он теперь между молотом и наковальней... Разборки детям не место, ласточка. Я могу вас спрятать, сделаю новые документы… Что скажешь?
Я молчала, и он понял по-своему.
– Не бойся меня. Хочешь, чтобы ребенок стал таким, как я? Как Эмиль?
Нет. И Эмиль не хотел, чтобы дети повторили его судьбу.
– Я с ним поговорю, – пробормотала я.
– Декабристка, твою мать. Ладно, утром увидимся, поговорим еще.
– Увидимся? – растерялась я.
– Я зайду.
Быстрые гудки. Андрей бросил трубку. Остаток ночи я спала ужасно, почувствовав все прелести жизни молодой матери, часто вставала, а утром меня разбудили мужские голоса. Я встревоженно привстала, тут же пискнул ребенок, и я бросилась в детскую. Малыш он молотил ручками, лежа на спине и кричал от голода. Нервотрепка не прошла даром – молока стало меньше. Я подхватила сына из колыбели и пошла на кухню – голоса звучали там.
Встрепанная, с темными кругами под глазами, в кое-как напяленном халате, я остановилась на пороге.
– Сам виноват, – жестко выговаривал Эмиль спиной ко мне. – Ты к ней заехал, привел опасность к своей женщине. Живи теперь с этим.
Уперев руки в бока, Эмиль смотрел на мрачного Антона и незнакомого светловолосого мужчину. Судя по костюму и выправке, тоже из охраны. У окна стоял Феликс, надвинув темные очки на перебитый нос. Он приподнял их, приветствуя меня.
– Доброе утро.
Эмиль обернулся. Игнорируя их, я направилась к шкафам, вчера, пока варила кофе и искала посуду, видела там набор бутылок, соски и смесь.
– Соболезную, – искренне прошептала я, оказавшись рядом с Антоном. Когда я посмотрела ему в глаза, там оказалось много боли, но еще больше злости за Алену. Он кивнул, принимая соболезнования.
Придерживая кряхтящего малыша одной рукой, я полезла в шкаф. Мне никто не подумал помочь.
– Надо решать, что делать с Ахмедом, – глухо сказал Эмиль.
– Жизнь тебя ничему не учит, – вздохнул Феликс.
– Он угрожал моей жене! – прорычал Эмиль. – Я порву за это…
– За жену рви, а за бабки не смей, – перебил брат, сложив на груди мускулистые руки. – Ты о чем думаешь? Полез в криминал, хотел подняться, денег заработать и свалить? Так не бывает, Эмиль. Коготок увяз – всей птичке пропасть! У тебя жена родила, сиди дома, семью облизывай! Вылезай из этого дерьма, пока жив.
– Думаешь, я не понимаю? – огрызнулся Эмиль, отвернулся, и мы зацепились взглядами.
Я как раз доставала
