Жена Эмиля. Наследник для Зверя - Мария Устинова

– Зачем? – поразилась я.

– Допросить? Мне плевать, Дина. Таким у нас был уговор. Мне нужна была только ты.

Я опустила глаза, малыш расхныкался, и я с облегчением занялась ребенком. Лицо Эмиля смягчилось, пока он смотрел, как я кормлю, затем переодеваю срыгнувшего малыша, но осталось болезненно горьким. Ему есть о чем подумать после перестрелки и смерти Алены, которая фактически спасла нам с сыном жизнь… Она была бы жива, если бы Антон не приехал с ней повидаться. Если бы Эмиль держал себя в руках и из-за тех фото я не попала на сохранение. Все из-за мужиков.

На следующее утро врач обрадовала, что вечером мы можем вернуться домой. Мне привезли одежду для малыша: синий комбинезон, вязаную шапочку, пинетки. Белоснежный конверт на меху. Пока я одевала ребенка, Эмиль занимался выпиской. Для всех матерей это счастливые хлопоты, а я собиралась с тяжелым сердцем. Давно не была дома, отвыкла от него, с тех пор между мной и Эмилем появилось отчуждение.

Хорошо, что муж не делает вид, что ничего не случилось, согласен на разговор. В прошлый раз я чуть не умерла от его холода. Он согласился, но кто бы знал, как я боюсь правды.

Глава 38

К нашему возвращению квартиру вылизали до блеска и сияющих окон. Она казалась чужой. Меня здесь с лета не было, а уже середина декабря. Скоро Новый год…

– Я помогу, – Эмиль взял ребенка, пока я неловко расстегивала соболя. – Пойдем, покажу кое-что.

Видя, как он уносит белоснежный конверт по коридору, я ощутила неприятный укол в сердце, и почти побежала следом: мимо зимнего сада, гостиной. Эмиль остановился на пороге комнаты, в которой я мечтала сделать детскую.

– Нравится?

Он тут все обустроил. Голубые обои, непрактичный белый ковер. В центре резная кроватка с пышным матрасом, у окна пеленальный столик и комод, заставленный игрушками.

– Мило, – выдохнула я.

Эмиль внес малыша в комнату, и я поскорее отобрала конверт, распеленала ребенка и уложила в кроватку. На улице темнело, и я включила ночник. Муж ждал у двери, пока я насмотрюсь на сына. Я нехотя вышла из детской. Когда увидела, что Эмиль уносит сына, бросилась за ним, даже сапоги не сняла. Сердце чуть из груди не выскочило.

– Сваришь кофе?

Мы избегали смотреть друг на друга, но я кивнула. Не знаю, как начать. И покончить хочется с недомолвками, и страшно. На кухне я с трудом нашла турку. Путалась в шкафах, словно в чужой квартире – то ли от нервов, то ли так сильно отвыкла. Во рту пересохло. Я взглянула в сторону холодильника, но не решилась оставить закипающий кофе без присмотра.

– Что-то хочешь?

– Воды.

Он налил стакан минералки, поставил рядом, намеренно задев висок колючим подбородком. Ласково приобнял и вдруг потерял контроль. Эмиль развернул меня к себе, властно целуя в рот. В поцелуе было раздражение, он словно дал понять – ты моя жена, не смей со мной так холодно.

– Мы в ссоре, – напомнила я, отворачиваясь.

– Забудь про сраную ссору, – шепнул он, за шею притянув меня к себе. – Дина, я каждый день хоронил тебя мысленно, поседел за две недели. Эти шлюхи, фотографии, это не имеет значения для меня и не должно иметь для тебя! Забудь!

– А для меня имеет, – я положила тонкие пальцы поверх его ладони, когда Эмиль схватил меня за щеку. – Помнишь, ты бил меня, а я простила…

Он зарычал сквозь зубы. Эмиль ненавидит это вспоминать.

– Сейчас мне еще больнее. Я не могу забыть…

Из детской закричал ребенок, и я быстро вышла из кухни, чтобы Эмиль не заметил слез. В первом браке я не имела права обвинять его в изменах – я не имела прав даже на собственную жизнь. Но это не значит, что не было больно, когда мужчина, которого я боготворила, ходил к другой. Эмиль убивал меня понемногу ночь за ночью. Больше я этого не позволю. Не из гордости, какая гордость у той, которую распяли. Ради сына, на которого я не хочу смотреть потухшими глазами, если переступлю через себя и муж продолжит развлекаться в ресторанах с теми, кто «не имеет никакого значения».

От вида малыша, заходящегося в крике, сжалось сердце. Я вынесла его из темной детской и устроилась на диване в гостиной. Грудь налилась и ныла, я поскорее развязала платье. Малыш нашел сосок и затих, я гладила светлые волосики, которые вряд ли потемнеют. Прав Феликс: на Эмиля похож. На вязаное одеяльце капали слезы. Знал бы ты, маленький, сколько боли мне причинил твой отец.

Постепенно сын снова задремал. Крошечное личико было безмятежным, страшно дышать – вдруг разбужу. Я поправила чепчик, одеяльце и никак не могла налюбоваться. Покой, счастье, которые я пыталась найти с Эмилем, обрела в сыне. Легко, ничего не преодолевая, ничем не жертвуя.

В гостиную вошел Эмиль со сложенным ноутбуком в руках.

– Дина.

Я подняла уставший взгляд.

– Я хочу поставить окончательную точку с ситуацией в ресторане. Мне не нужны недопонимания между нами.

Я тоже, Эмиль, хочу знать правду. Но у тебя слишком виноватый вид для невиновного. С неподвижным лицом я ждала, пока Эмиль установит ноутбук на столике напротив.

– Я хочу быть предельно откровенным, маленькая. Это видео из ресторана. Ты заслужила правду.

– Спасибо, – холодно ответила я.

Понимаю, почему он пошел на откровенность. Я вижу, когда он лжет, и каждое слово неправды осядет в моей душе камнями и ничего с этим не сделать. Этим нельзя управлять. Можно утереться и сделать вид, что ничего не было – ради семьи, маленького, которому нужен отец… Но ложь убьет нас скорее, чем любая правда.

Эмиль включил видео и, пряча взгляд, отошел к окну. На широкой спине натянулся пиджак – он слегка сутулился. Глядя на ночной пейзаж, ждал, что скажу, когда все увижу.

Я опустила взгляд на экран. Хорошая качественная запись в цвете. Камера находилась внутри помещения, но сквозь стеклянные двери видно, как Эмиль поднимается по ступеням в ресторан, а позади него проспект, залитый светом фонарей. Слева от него – Антон… Я попыталась сориентироваться: Эмиль с Антоном только что посадили меня в джип, чтобы отправить домой. А сами вернулись в ресторан, там Воронцов, Жанна. Майская встреча, как живая, встала перед глазами. Они хотели «вызвать девочек»…

Но,