Жена Эмиля. Наследник для Зверя - Мария Устинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ничего, – сказала врач. – Отдохните и пробуем еще раз.
Я видела, что ей это не нравится, она переглянулась с Эмилем, который стоял за моей головой. Я закрыла глаза, радуясь короткой передышке. Все, что я хотела – просто дышать. Затем снова почувствовала приближение потуги. Еще одной, когда предыдущие превратили меня в выжатую тряпку без капли сил. Я наморщила лоб, борясь со слезами... Я не смогу разродиться.
Надо мной склонился Эмиль: поцеловал в нос, убрал волосы и начал гладить по щекам.
– Соберись, родная, – прошептал он. – Я тебе полмира куплю, только соберись. Когда все закончится, обещаю, сделаю все, что ты попросишь. Всё, маленькая.
Глава 36
На мгновение я провалилась в темноту, собираясь с силами перед новой попыткой. Губы ткнулись в ухо, кожу обожгло дыханием.
– Давай, маленькая. Не подведи меня.
Сдавленный больной голос, такой родной и желанный в аду. Шепот вытаскивал меня обратно в реальность вместе с голосом врача.
– Пора, госпожа Кац. Тужьтесь!
В поту, измученная, я натужилась в последний раз, чувствуя, как ребенок, раздвигая ткани, выскальзывает наружу. Неужели все закончилось? Я тяжело дышала, потолок расплывался, у меня между ног суетились врачи. Я уже почти ничего не осознавала. Что-то пищало или это звенело в ушах? Сквозь полную разбитость во мне нарастала тревога. Выталкивала из сна, тормошила изнутри – «вставай»!
Я завозилась и повернула голову, пытаясь понять, почему молчит ребенок. Зал и лица персонала расплывались, и тут он закричал – негромко, но уверенно. Крик сработал, как спусковой механизм и из глаз хлынули слезы.
– Три часа сорок минут, – сказал кто-то и сына положили мне на живот.
Я обхватила хрупкое тельце, рассматривая. Влажную голову облепили светлые волосики, похожие на пух. Меня переполняли странные чувства, словно во мне всего стало больше – и души, и чувств. Крошечный, сморщенный, пурпурно-розовый и такой беззащитный, что хотелось обнять его, чтобы собой отгородить от наших врагов. Он больше не кричал, а только кряхтел. Совсем кроха – не больше моего предплечья, тельце доверчиво припало ко мне.
В глазах темнело, сознание помутилось. У меня хотели взять ребенка, но я не дала, и нас просто накрыли чем-то, стало тихо. Я плотнее обняла кряхтящего малыша, не понимая, остался кто-то в зале или все ушли.
– Эмиль, – позвала я сквозь темноту. – Где ты...
Он наклонился и поцеловал в лоб, затем в сухие губы, гладя виски.
– Здесь, маленькая... Ты молодец.
– Я хочу пить.
Он поднес трубочку, и я сделала глоток, заметив, как пересохло горло. Малыш захныкал, но притих, успокоенный стуком моего сердца. Я очень устала. Эмоционально, физически. Несколько раз думала, что умру, боялась, что не доношу ребенка, что Эмиль погибнет или останется в тюрьме и никогда не увидит сына. Но все обошлось, мы вместе и теперь, когда все позади, я закрыла глаза, мечтая оказать в абсолютном покое. Ты меня не слышишь... Но я так устала, мама. Ты не представляешь, как я устала.
Эмиль стоял позади, губами касаясь лба. Руки легли по обе стороны от моей головы. Гладил щеки, отправляя меня в нирвану, кончиками пальцев касался головки малыша. Я с трудом разлепила веки, глядя, как ровно и сильно бьется пульс на шее моего мужа. В этот момент я ощутила единение с ним. Мы столько вынесли оба, мы это заслужили. Хотелось крепче прижаться друг к другу, греть, любить. Верить в лучшее, слушая, как по жилам течет кровь.
– Спи, маленькая, – прошептал он. – Я обо всем позабочусь.
Эмиль поцеловал в лоб еще раз и взял на руки нашего ребенка.
Я услышала кряхтение сквозь темноту, ребенок пискнул, но успокоился на руках у отца. Не знаю, на самом деле видела или мне уже снилось, как Эмиль бережно прижав ребенка, бродит по залу, пока я без сил лежу на спине, а перед глазами все плывет и потолок кружится в темноте. Я даже на мгновение увидела сверху, каким маленьким сын выглядит в руках Эмиля. Знала, что чувствует муж – любит его, любит нас обоих. Мы полностью завладели его мыслями и эта любовь выглядела такой теплой, что рядом с ней хотелось греться. И я бы осталась здесь, ради них. Несмотря на его ложь. Очевидно, что ты лгал, Эмиль. Просто знаю: не прощая, не осуждая. И мне уже почти не больно.
Я все помню… Все. Но между нами нечто большее, что не разрушат никакие фото. Они могут разрушить наши отношения, даже любовь, но ничего не сделают с той связью, которая нас соединила и не лишат нас главного. Быть родителями нашего малыша. Детский крик связал нас крепче цепей, крепче боли, что мы пережили – он сплавил нас в одно окончательно.
А все началось с моей легкомысленной улыбки на набережной. С первого взгляда в глаза друг другу. Это случилось, чтобы теперь Эмиль носил на руках нашего сына. И я, как и он, ни о чем не жалею…
Скоро меня перевезли из родзала. Несколько раз за остаток ночи я просыпалась, затем, проверив ребенка, снова проваливалась в чернильную тьму, словно не засыпала, а сознание теряла от усталости. Окончательно я проснулась около семи утра. Еще не рассвело. Эмиль сидел в темной палате на стуле, опустив голову. Все это время охранял нас и было от чего – меня отсюда похитили. Он зверски устал. Что-то переосмысливал. Нам есть о чем подумать и о чем поговорить. Ему принесли чистую одежду, но она лежала на столике нетронутой стопкой.
Начали возвращаться воспоминания: о бое рядом с домиком, нашем с Аленой побеге, потом долгие мучительные роды. Удивительно, но чувствовала я себя сносно, несмотря на слабость.
– Эмиль... – голос еле шелестел и почти не слушался.
Он сразу же поднял голову.
– Как ты? – хрипло спросил он. – Позвать врача?
– Лучше пододвинь колыбельку.
Я неловко села, запахивая тонкий халат, который висел на спинке стула. Пока я была в отключке, Эмиль все организовал и нам привезли одежду. Рядом с постелью стояла бутылочка воды, я сделала несколько глотков через соломинку и ухватилась за край