Ангелы и Демоны - Дэн Браун

— Блеф? — несказанно удивился ассасин. — Мысловно призраки бродим среди ваших швейцарских гвардейцев, похищаем из-подвашего носа кардиналов, помещаем мощный заряд в самом сердце вашего главногосвятилища, и вы называете все это блефом? Как только начнутся убийства и телопервой жертвы будет обнаружено, журналисты слетятся роем. К полуночи весь мирузнает о правом деле братства «Иллюминати».

— А что будет, если мы выставим часовых в каждойцеркви? — спросил Оливетти.

— Боюсь, что чрезмерное распространение вашей религииделает подобную задачу невыполнимой, — со смехом сказал иллюминат. —Когда вы в последний раз проводили перепись церквей? По моим прикидкам, в Рименасчитывается более четырех сотен католических храмов и церквей. Соборы,часовни, молитвенные дома, аббатства, монастыри, женские монастыри,церковно-приходские школы, наконец… Вам придется выставить охрану во всех этихзаведениях.

Выслушав сказанное, Оливетти и глазом не моргнул.

— Спектакль начнется через девяносто минут, —решительно произнес голос. — Один кардинал каждый час. Математическаяпрогрессия смерти. А теперь мне пора.

— Подождите! — воскликнул Лэнгдон. — Скажите,какие клейма вы намерены использовать?

— Думаю, вам известно, какое клеймо мыиспользуем. — Судя по тону, которым были произнесены эти слова, вопросЛэнгдона сильно позабавил иллюмината. — В любом случае вы скоро об этомузнаете. И это явится доказательством того, что древние легенды не лгут.

Лэнгдон начал испытывать легкое головокружение. Перед егомысленным взором снова возникло клеймо на груди мертвого Леонардо Ветра. Ученыйпрекрасно понимал, на что намекает ассасин. Согласно легендам, у братства«Иллюминати» было пять клейм. Одно уже было использовано. Осталось еще четыре,подумал американец. И четыре кардинала исчезли.

— Я поклялся, что сегодня начнутся выборы новогопапы, — сказал камерарий. — Поклялся именем Божьим.

— Святой отец, — с издевкой произнес голос, —миру ваш новый папа вовсе не нужен. После полуночи править ему будет нечем,если, конечно, не считать груды развалин. С католической церковью покончено.Ваше пребывание на земле завершилось.

После этих слов на некоторое время воцарилось молчание.Первым заговорил камерарий, и в голосе его звучала печаль:

— Вы заблуждаетесь. Церковь — нечто большее, чемскрепленные известью камни. Вы не сможете так просто стереть с лица земли веру,за которой стоят два тысячелетия… я имею в виду любую веру, а не толькокатоличество. Вера не исчезнет, если вы уничтожите ее земное проявление.Католическая церковь останется жить и без города-государства Ватикана.

— Благородная ложь, — последовал ответ. — Ноключевым здесь тем не менее является слово «ложь». А истина известна нам обоим.Скажите, почему, по вашему мнению, Ватикан являет собой обнесенную стенамикрепость?

— Служителям Божьим приходится обитать в опасноммире, — сказал камерарий.

— Скажите, сколько вам лет? Вы, видимо, слишком молодыдля того, чтобы усвоить простую истину. Ватикан является неприступной крепостьюпотому, что за его стенами католическая церковь хранит половину своих несметныхсокровищ. Я говорю о редкостных картинах, скульптурах, драгоценных камнях ибесценных книгах… а в сейфах Банка Ватикана спрятаны золотые слитки и документысделок с недвижимостью. По самой приблизительной оценке, Ватикан «стоит» 48,5миллиарда долларов. Вы сидите на поистине золотом яйце. Но завтра все этопревратится в прах, а вы станете банкротами. Все ваши активы испарятся, и вампридет конец. Никто, включая ваших сановных коллег, не станет работатьбесплатно.

Оливетти и камерарий обменялись взглядами, которые лишьподтверждали вывод иллюмината.

— Вера, а не деньги, служит становым хребтомцеркви, — с тяжелым вздохом заметил камерарий.

— Очередная ложь. В прошлом году вы выложили 183 миллионадолларов на поддержку влачащих жалкое существование епархий. Как никогда малолюдей ходит сегодня в церковь. По сравнению с последним десятилетием их числосократилось на 43 процента. Пожертвования за семь лет сократились почти вдвое.Все меньше и меньше людей поступают в семинарии. Церковь умирает, хотя вы иотказываетесь это признать. Ей несказанно повезло, что она теперь уходит сгромким шумом.

В разговор вступил Оливетти. Коммандер уже не казался стольвоинственным, каким был всего несколько минут назад. Теперь он больше походилна человека, пытающегося найти выход из безвыходного положения.

— А что, если часть этих золотых слитков пойдет наподдержку вашего благородного дела? Вы откажетесь от взрыва?

— Не оскорбляйте подобными предложениями ни нас, нисебя.

— У нас много денег.

— Так же, как и у нас. Мы обладаем богатством гораздобольшим, чем вы можете себе представить.

Лэнгдон припомнил, что слышал о легендарном богатствеордена. О несметных сокровищах баварских масонов, о гигантских состоянияхРотшильдов и Бильдербергеров, об их огромном алмазе.

— I preferiti, — сказал камерарий, меняятему. — Пощадите хоть их. Это старые люди. Они…

— Считайте их невинными жертвенными агнцами, —рассмеялся ассасин. — Скажите, а они действительно сумели сохранитьневинность? Как вы считаете, ягнята блеют, когда их приносят в жертву?Sacrifici vergini nell' altare di scienza.[57]

— Это люди веры, — после продолжительногомолчания, произнес камерарий. — И смерти они не страшатся.

— Леонардо Ветра тоже был человеком веры, —презрительно фыркнул иллюминат. — А я в ту ночь читал в его глазах ужас. Яизбавил его от этого страха.

— Asino![58] — крикнула молчавшаядо этого момента Виттория. — Это был мой отец!

— Ваш отец? — донеслось из динамика. — Какэто прикажете понимать? У преподобного Леонардо Ветра была дочь? Однако как быто ни было, но перед смертью ваш папа рыдал, как ребенок. Весьма печальнаякартина. Даже у меня она вызвала сострадание.

Виттория пошатнулась от этих слов. Лэнгдон протянул к нейруки, но девушка удержалась на ногах и, устремив взгляд в аппарат на столе,произнесла:

— Клянусь жизнью, что найду тебя еще до того, каккончится эта ночь. А затем… — Ее голос звенел сталью.