Пока бьётся сердце - Дженнифер Хартманн

– Какой же ты дурак.

– Прости, что? – Кора стремительно уносится по коридору, и я следую за ней, кипя от злости. – Кора!

– Я сказала, что ты дурак! – бросает она через плечо.

– Почему ты так себя ведешь? – кричу я ей вслед, толкая дверь спальни и не давая захлопнуть ее у меня перед носом. Я врываюсь внутрь. – Ты ведешь себя нелепо!

– Пятнадцать лет! – кричит она, разворачиваясь. От резкого движения ее конский хвост прилипает к блеску на губах. Кора откидывает волосы в сторону, слезы наполняют ее глаза. – Ты только что отказался от пятнадцати лет.

– Ты бы предпочла, чтобы я отказался от двадцати? Тридцати? Если я знаю, что у нас нет будущего, зачем мне водить ее за нос, когда она может начать все сначала и обрести счастье? – парируя я, вскидывая ладони вверх.

– Ты трус!

– Что? – Я качаю головой с презрительным смешком. – Сначала я дурак, а теперь я трус. Спасибо.

– Да, – выплевывает она, подходя прямо ко мне, пока мы не оказываемся лицом к лицу. – Ты глупый трус, слишком напуганный, чтобы взяться за дело. Вы ходили на консультацию к семейному психологу? Хоть что-нибудь предпринимали? Ты хотя бы пытался, Дин?

– Хватит, черт побери. Ты не понимаешь.

– Ты собирался на ней жениться! Как ты мог так поступить? – Ее броня рушится, и из глаз Коры потоком льются слезы. – Ты был счастлив! Ты был счастлив до того, как… – Она замолкает, стискивая зубы и опуская глаза в пол.

Я со вздохом провожу ладонями по лицу.

– Я был счастлив. Но я не был на самом деле счастлив. Когда проводишь три недели в убеждении, что твоя жизнь вот-вот закончится, то появляется склонность к глубокому самоанализу и переоценке. Мы с Мэнди неплохо ладили, но это не любовь. Не было никакой страсти.

– Страсти? Ты выбрасываешь пятнадцать лет на ветер ради страсти?

– Ни черта я не выбрасываю! – кричу я в ответ. – Это были хорошие пятнадцать лет, и я ни о чем не жалею, но наши пути расходятся!

– Из-за меня.

– Нет, Кора, из-за того, что я больше не люблю твою сестру.

– Прекрати врать! – кричит Кора, ее голос пронизан отчаянием, она почти в панике. – Я была права насчет того, что сказала в машине той ночью. Это яд. Это неправильно. Мы вообще не должны были с тобой общаться. Жизнь Мэнди разрушена, и это все моя вина. – Кора начинает рыдать в ладони. – Я никогда не смогу себя простить.

– Корабелла, прекрати… – Я снова пытаюсь дотянуться до нее, но она отстраняется, как будто сейчас обожжется.

– Не прикасайся ко мне. Я даже смотреть на тебя не могу.

– Почему?

– Потому что это правда, ясно? – Ее голос срывается, дрожащий, надрывный и полный сожалений. – Что-то произошло между нами в тот последний день. Я это тоже почувствовала. И я думала, что это просто какой-то нездоровый защитный механизм, который останется в том подвале… но, черт возьми, Дин, он меня преследует. Я до сих пор это чувствую. – Она поднимает голову, смело встречаясь со мной взглядом. – И оно все разрушает, именно за это я тебя ненавижу.

Я обхватываю ладонью ее щеку, в то время, как в груди болезненно сжимается сердце.

– Корабелла…

Она шлепает меня по руке.

– Не называй меня так. Не трогай меня. Просто оставь меня в покое!

– Ты не ненавидишь меня.

– Да, ненавижу! – Голос Коры повышается, сопровождаемый новым потоком слез. Она отталкивает меня. – Я тебя ненавижу. И так было всегда!

– Нет.

– Я ненавижу тебя! – Она снова толкает меня, ее ладони упираются мне в грудь, от чего я чуть не падаю. – Я ненавижу тебя… Нена…

– Нет. – Я хватаю ее за запястья и тащу обратно к стене, пока Кора не прижимается к ней, дрожа и плача. Я обхватываю ее мокрые щеки ладонями и запечатлеваю поцелуй на губах, нежный и невесомый. – Ты любишь меня. Черт бы тебя побрал, но ты любишь меня, Кора.

Рыдание превращается в всхлип, когда ее тело выгибается навстречу мне, и я снова целую ее – так же нежно, так же сладко. А затем еще раз, дольше, и еще раз, пока она, наконец, не обхватывает пальцами мой затылок и отчаянно притягивает меня к своему рту.

Я целую ее, и на этот раз нет никаких сомнений в том, что это значит. Никаких больше извинений и сожалений.

Наши губы сливаются воедино безумно, страстно, с тоской и отчаянием. Языки сплетаются, словно мы изголодались друг по другу. Я наклоняю голову, чтобы углубить поцелуй, но этого все равно недостаточно – что бы я ни делал, мне всегда будет мало. Наши стоны сливаются и превращаются в один, я хватаю ее за бедро и задираю выше, ее нога обнимает мою талию. Так знакомо… так инстинктивно. Кора запускает пальцы в мои волосы, затем проводит ими вниз по моей шее, груди, животу, вырывая стон из глубины моего горла. Я провожу губами по линии ее подбородка, все еще покрытого слезами, достигаю изгиба шеи и пробую ее кожу на вкус.

Кора прижимается пахом к возбужденному члену и гладит ладонями по моей футболке.

– Я не люблю тебя, Дин.

Я возвращаюсь поцелуем к ее идеальному рту, теплому и нежному, и она всхлипывает, когда я прикусываю ее нижнюю губу.

– Да, любишь.

– Нет, – выдыхает она, сдавленно всхлипывая, как будто умоляет, чтобы это не было правдой. Пожалуйста, пусть это будет неправда. – Я не могу…

– Все в порядке, – шепчу я и обхватываю ее голову ладонями, мешая отчаянной попытке отогнать саму эту мысль. – Все хорошо.

Кора тянет меня обратно к себе, и наши рты снова сливаются в поцелуе. Голодный, яростный танец языков, так, что слышно, как сталкиваются зубы. Я обхватываю ее рукой за щеки, заставляя рот открыться шире, и просовываю большой палец между ее зубами. Она удивленно вскрикивает, а я овладеваю ее ртом, пробуя на вкус каждый дюйм, каждый уголок. Это чувственно, эротично, и я не могу насытиться. Я схожу с ума, черт побери.

Она отстраняется, чтобы глотнуть воздуха и всхлипывает, как будто все еще пытается отрицать то, что кажется совершенно очевидным.

– Это не по-настоящему, – выдыхает она, проводя лодыжкой по задней части моего бедра. Ее пальцы судорожно стискивают рукава моей футболки, боясь отпустить.

– По-настоящему. – Я целую ее в лоб, затем в нос, затем в верхнюю губу в форме сердечка, переплетаю наши пальцы и поднимаю наши руки над ее головой. Я прижимаюсь к ней лбом, чувствуя, как мы соприкасаемся каждым