Зеркало смерти, или Венецианская мозаика - Марина Фьорато

У моста Рива-дельи-Скьявони мужчина и женщина наняли гондолу. Мужчина одет как Сандро Боттичелли: костюм эпохи Возрождения и плотная шапочка на кудрявых волосах. Женщина словно сошла с его полотна — она очень похожа на Примаверу. Золотые волосы обрамляют нежное лицо и ярко блестят на солнце. Зеленые глаза цвета бутылочного стекла полны обещания. Ветер треплет ее белое платье. Спутник бережно помогает ей ступить на качающуюся лодку, потому что женщина на позднем сроке беременности.

Леонора устроилась на подушках. Она решила, что Примавера — очевидный выбор для карнавального костюма, ведь и Весна на знаменитом полотне была беременна наступающим летом. Леонора удобно чувствовала себя в просторном платье, а подушки поддерживали ей спину. Стеклянное сердечко висело на шее, его прохладная круглая тяжесть постоянно напоминала, что нужно выяснить больше, чем она уже знает. Ребенок ворочался у нее под платьем, а будущий отец держал ее за руку. Леонора выглядела исполненной жизни; избитый эпитет «цветущая», казалось, придуман специально для нее. Внешне она казалась спокойной, словно гладкая поверхность лагуны под зимним солнцем. Но под поверхностью, в глубине, скрывались водовороты. Два течения, два зла из прошлого и настоящего сталкивались друг с другом. Она сомневалась в верности человека, державшего ее за руку. Между ее располневшими грудями лежало письмо посла. Она вспомнила свой сон — залитый солнцем день, они втроем плывут в гондоле. Сон, казалось, сбылся — только ребенок еще не появился на свет, он у нее в животе. Ответ ей требовался ради ребенка — она хотела узнать правду. Сначала нужно разобраться с прошлым. Она заговорила и рассказала Алессандро все: о Коррадино, о Роберто, о статье в «Иль гадзетино». Она осторожно взглянула на него, когда упомянула Витторию, но он не удивился, не отвел глаза, не покраснел. Просто нахмурился.

Виттория может подождать. Сейчас мне нужно его мнение как профессионала.

Она продолжила рассказ — упомянула Падовани, свою работу в Сансовиниане. Леонора вынула из-за пазухи уже не раз перечитанное письмо и подала Алессандро. Из темноты возникла тень моста Вздохов. Алессандро вскинул бровь и, когда гондола вышла из-под моста, принялся читать.

Джакомо перешел мост Вздохов шаркающей походкой умирающего от ужаса. Сквозь тонкую оконную решетку он, возможно, в последний раз посмотрел на Рива-дельи-Скьявони. Карнавал был в разгаре. Коридор показался ему узким и душным, особенно после огромного раззолоченного зала с фресками, где его допрашивали. Он знал, что это не случайно, так и задумано. Осужденный покидал свет и тепло и входил в темноту и сырость самого страшного места — тюрьмы Пьомби, названной так в честь свинца, покрывавшего ее крышу. Как и все в Венеции, Джакомо знал, что из этой тюрьмы живыми не выходят.

Между лопаток стекал пот. Ужас, охвативший старика накануне, после ареста, волнами накатывал весь день, пока его допрашивал человек в темной маске. Джакомо посмотрел в последнее окно, прощаясь с городом. По ноге на каменный пол потекла тонкая струйка мочи. Охранник позади него выругался, бросил тряпку и сапогом повозил ею по полу, вытирая лужу. На этом месте старики всегда теряли самообладание: они знали, что их дни сочтены. Даже молодой человек мог быстро схватить воспаление легких (в Пьомби очень сыро) либо сойти с ума от темноты. Старики быстро умирали. Охранник грубо втолкнул Джакомо в открытую дверь тюрьмы. Джакомо вошел и слово в слово вспомнил письмо, которое ему прочли, письмо, из-за которого его привели сюда.

Достопочтенный, великолепный дож, герцог Венецианской республики, сенешаль трех островов и император Константинополя!

Пребывая по распоряжению Вашего Сиятельства при дворе Его Величества короля Франции Людовика XIV, я сделал сегодня неприятное открытие, которое может угрожать одной из наших торговых монополий. Это касается производства зеркал, которые Его Величество поручил изготовить для нового дворца в Версале.

Я не стану злоупотреблять терпением Вашего Сиятельства, скажу кратко. Я уверен: французам помог гражданин нашей прекрасной Республики. Считаю необходимым немедленно довести это до Вашего сведения. Полагаю, что предатель — один из стеклодувов Myрано (слишком уж хороши зеркала) и он продолжает открывать наши секреты иностранным мастерам.

Я видел человека, судя по всему венецианца. Он средних лет, темноволосый, привлекательный, моложавый. Постараюсь узнать его имя. Полагаю, он находится под защитой короля, как и подобает мастеру такого уровня.

Ваше Сиятельство, простите смиренному слуге такое нахальство, но я умоляю вас навести необходимые справки на Мурано и выяснить, кто из стеклодувов в последнее время исчез или даже умер.

Я же, в свою очередь, попробую выяснить личность того венецианца.

Поторопитесь, Ваше Сиятельство, очень Вас прошу, иначе нашей монополии придет конец.

Ваш слуга,

Балдасар Джулини, посол Венеции при французском дворе.

Письмо дрожало в руках Алессандро. Ветер взметнул их одежды, когда они остановились на мосту Рива, напротив моста Вздохов. Спинам стало горячо под лучами солнца, и Леонора повернулась к нему животом, чтобы согреть ребенка. Она молчала: боялась произнести это слово. За нее сказал Алессандро:

— Это он.

Она не могла оправиться от шока.

— Это наверняка он — возраст, описание, все. И дата — письмо написано через несколько месяцев после «смерти» Коррадино.

— Знаю, — кивнула Леонора.

Она повернулась и оперлась на перила.

— Мне нужно во Францию.

— Да.

— Я должна знать наверняка. У профессора Падовани есть знакомые в Сорбонне. Там найдутся и другие документы.

Алессандро кивнул.

— На будущий год, когда ребенок подрастет, поедем все вместе. Я возьму отпуск и…

— Я должна ехать сейчас.

Алессандро закрыл глаза. Когда он снова открыл их, голос его звучал ровно.

— Леонора, ты на девятом месяце. Ты не можешь ехать сейчас. Тебе нельзя лететь.

— Поеду на поезде или на корабле, как Коррадино.

— К черту Коррадино!

Его реакция потрясла их обоих. Последовавшее молчание охладило спорщиков. Алессандро справился с голосом.

— Любое путешествие на таком сроке чревато огромным стрессом. А что, если у тебя начнутся роды в поезде? Или во Франции? Наш ребенок должен родиться здесь, в Венеции, как мы с тобой. Не в парижской больнице. Я не позволю.