Спаси меня от холода ночи - Кира Мон

– Один раз картофельные оладьи, второй – макароны под сливочным соусом. Эмми нравится только соус с кукурузой и горохом, но еще есть ветчина.

– Звучит здорово. Я тоже могу что-нибудь приготовить. Просто скажи мне, что Эмми совсем не ест.

– Лучше сама у нее спроси. – Нилл ставит рядом с плитой бутылку красного вина. – Предлагаю еще прогуляться, пока не стемнело, а потом садиться за стол.

– Хорошо.

Как я и думала, малышка сидит в нише у окна в гостиной. Рядом с ней на подушке лежит Нобс, второй подушкой Эмми его накрыла. Она закуталась в плед, и легко вообразить, как еще недавно девочка задумчиво смотрела в окно, прежде чем услышала наши шаги по лестнице.

– Эмми, есть настроение еще разок взглянуть на сам остров? – непринужденно спрашивает Нилл, и она, как обычно, без единого слова вынимает Нобса из подушек и сразу встает.

Я не выдержу шесть дней наблюдать за тем, что происходит между Эмми и Ниллом, и не задавать вопросов. Пока продолжаю размышлять об этом, мы закрываем за собой дверь маяка и отправляемся на прогулку по острову. Вероятно, у меня все-таки получится что-то предпринять, стать чем-то вроде проводника между ними. Даже если Нилл за последние годы мало заботился о дочери, обязательно отыщется путь, как им вновь обрести друг друга. Разумеется, при условии, что причина лишь в том, что отец мало присутствовал в ее жизни.

И вновь я задаюсь вопросом, что с матерью Эмми. Не может же ей быть наплевать, что дочь живет у человека, который ей хоть и отец, но к которому она совершенно не привязана.

Спрятав руки в карманах куртки, я так и иду, задумавшись, рядом с Ниллом, пока не становится невозможно и дальше игнорировать искрящееся море, солнце и бледно-голубое небо. Перед нами бежит Эмми. В который раз она собирается погладить овечку, но те отпрыгивают еще до того, как девочка успевает к ним приблизиться. И когда наконец подходит к животному, которое моментально не пускается в бегство, малышка останавливается в нескольких метрах от него.

– А овцы кусаются? – кричит она.

– Нет, они вообще не могут тебя укусить, – отвечает Нилл. – У овец зубы только снизу, а сверху их нет. Можешь спокойно ее погладить. Если она не захочет, то просто отойдет.

Один шажок за другим, Эмми подкрадывается ближе к овечке, которая невозмутимо щиплет травку. А затем детская ручка аккуратно погружается в толстую шерсть.

Овца поднимает голову и поворачивает ее в сторону Эмми, которая испуганно отдергивает руку и издает что-то вроде радостного визга, когда зверек вдруг скачет прочь.

Нащупав ладонь Нилла, я не спускаю глаз с малышки в ожидании, что она оглянется на нас. Когда она все-таки это делает, у нее появляется не совсем еще улыбка, но непривычно счастливое выражение на лице.

– Овечка, – говорит она, – я ее погладила.

– Мы видели. – Только сейчас пальцы Нилла смыкаются на моих. – Тебе понравилось?

– Да! – неожиданно отзывается Эмми. – Она могла бы быть нашей домашней овечкой, если бы мы тут жили.

– Отличная идея, Эмми! – присоединяюсь я. – Но тогда нашей овечке понадобится имя. Как же ее будут звать?

Девочка задумывается.

– Эльза.

– Эльза – хорошее имя, – хвалю я, поскольку выжидательный взгляд Эмми прикован ко мне. На краткий миг она словно проверяет, правду ли я ей сказала, а потом поворачивается и продолжает свой путь по дорожке.

– А это не слишком рискованно – притворяться, что овца наша? – Нилл так и не выпустил мою ладонь. Мы в гораздо более медленном темпе следуем за малышкой. – Что, если в субботу она решит забрать ее с собой?

– Думаю, Эмми и так понимает, что это всего лишь игра, – успокаиваю его.

Трудно сказать, кто из нас подстраивается под шаг другого. Наши пальцы давно переплелись сами по себе, и все же эта близость ощущается очень хрупкой. Жесты, прикосновения – как будто мы уже пара, та, которая целуется на кухне в «Брейди» и, держась за руки, идет за Эмми. Однако мой мозг бойкотирует эту гармонию. Потому что еще так много чего не сказано.

Украдкой кошусь взглядом в сторону.

Куртку Нилл не надевал, яркие солнечные лучи обрисовывают линии татуировок у него на руках. Скулы тоже выразительнее выделяются на лице из-за света. Не понятно, то ли он наблюдает за Эмми, с раскинутыми руками и развевающимися волосами сбегающей вниз по склону, то ли его мысли в эту минуту устремлены в никуда. У меня внутри разрастается теплое тоскливое чувство, пока я, уже не таясь, рассматриваю его красивый профиль, острую линию подбородка и прямой нос. А когда темно-карие глаза встречаются с моими, не отвожу взгляд.

Вдруг Нилл останавливается. Отпускает мою руку, но лишь для того, чтобы взять в ладони мое лицо, провести по щекам большими пальцами и наклониться ко мне. Он прикрывает глаза, и это последнее, что я вижу, прежде чем закрываю свои. А последнее, что проносится у меня в голове – это что у Кэйраха действительно своя, особенная магия.

То, что стою на крохотном островке посреди моря и целую этого прекрасного мужчину, внимательного, непредсказуемого и все равно такого притягательного, заставляет меня желать, чтобы в этот момент я могла делать куда больше, чем просто его целовать, просто обвивать руками его шею, просто чувствовать, как он привлекает меня ближе. Когда наши губы соприкасаются, я хочу шептать слова ему на ухо, когда его ладони гладят мою спину, я хочу доверить ему все тайны, а когда он меня обнимает, когда его рука скользит по моей шее и запутывается в волосах, я хочу плакать и говорить, надеясь при этом не пробудить в нем ни жалости, ни ужаса, ни ярости, а только… тихое принятие. Кивок. Бесконечные объятия.

Обеими руками я провожу по его груди, по плоскому мускулистому животу, и как раз в ту секунду, когда собиралась запустить их ему под футболку, я вспоминаю, где мы находимся… и что мы не одни.

Я отстраняюсь и ищу глазами Эмми. Она стоит вдалеке, с открытым ртом уставившись на нас. Нилл прочищает горло, мечущийся взгляд выдает, что ему, как и мне, необходимо прийти в себя.

Блин. Как мы позволили себе так увлечься?

Беспомощно приподнимаю руку, чтобы помахать Эмми, но тут же ее опускаю, когда девочка внезапно разворачивается. Короткими решительными шагами она уносится к ближайшему холму и исчезает за его вершиной, когда мы с Ниллом тоже двигаемся с места.

Никто из нас не выкрикивает ее имени, словно мы молча приняли решение поддерживать нормальную обстановку. Нет никаких причин для панических воплей только из-за того, маленький ребенок на острове пропал из нашего поля зрения. Скалы слишком далеко отсюда, чтобы Эмми успела до них добраться, прежде чем мы ее поймаем. Тем не менее мы поднимаемся на возвышенность, за которой скрылась девочка с такой скоростью, что она сама по себе намекает, насколько мы волнуемся, как увиденное может отразиться на малышке.

Не знаю, что я ожидала увидеть, когда нам наконец открылся обзор на лежащую за холмом низину, но уж точно не Эмми, забравшуюся на плоский камень, где она теперь сидит рядом с Нобсом и смотрит на нас.