Код розенкрейцеров - Алексей Атеев

– Это с какой же стати?

– Да с такой. Если хочешь в Москву вернуться. А то мало ли что…

– Ты мне угрожаешь?

– Ха-ха. Зачем. Я никому не угрожаю, я просто делаю то, что прикажет сестрица. Зри в корень. Она привела тебя в наш дом, затащила к себе в постель. Спроста ли? А, малый?

– Что же я должен делать?

– Она скажет. Не беспокойся, ничего предосудительного. И, между прочим, для твоего же блага. Не пожалеешь, брат. Держись за нее. Да и она, похоже, на тебя глаз положила.

– Ладно, – примирительно сказал Валера, – я не возражаю, а ты можешь мне рассказать… – Он запнулся. – Ну как все делается.

– Делается? Ах, ты об этом. Я же тебе говорил про вольт. Какие раньше колдуны применяли. Вот слеплю из воска, – он кивнул на оплывшие свечи, – твою личину, потом иглой проткну, и тебе, братец, капут.

– А где частичку моей плоти возьмешь? – поддерживая иронический тон паралитика, спросил Валера.

– Ха! Где? Да в постельке у сестрицы. Волосы твои на подушке наверняка остались. Или еще какие знаки… – Он хохотнул. – На простыне, например. Не пожалею простыню. Это очень действенное средство. Сразу охоту отбивает. Ты понял, о чем я. Не буду произносить матерные слова, если ты не велишь. Ну а если по правде говорить… Зачем тебе? Любопытно? Ах, любопытно?! – заорал паралитик. Его ирония вдруг пропала. Глазки свирепо блеснули, лицо исказила гримаса, одновременно злая и тоскливая. – Ну так погляди!

Он кое-как сдернул с плеч пижамную куртку.

– Гляди, гляди… – вот она – власть, вот оно – могущество!

Валера растерянно смотрел на судорожно гримасничающего паралитика. Куда смотреть, на что?

– Возьми подсвечник! – скомандовал Станислав. – Посвети мне на спину.

Валера поднял подсвечник и поднес к спине паралитика. Язычки пламени шевельнулись, свечи чуть заметно затрещали. Света было явно недостаточно, но Валера тем не менее хорошо разглядел, что верхняя часть спины и плечи паралитика покрыты шрамами вроде бы от ожогов. Имелись здесь и следы от ударов – длинные красные полосы.

– Что это? – удивленно спросил Валера.

– А то!.. Как все делается? А очень просто. И очень больно.

Он бежал куда глаза глядят, не разбирая дороги. Ночные улицы казались бесконечным лабиринтом, из которого нет выхода. Темные громады домов, тусклые уличные фонари, мечущиеся возле них черные бабочки – все смешалось в один огромный сумеречный клубок, опутавший своими липкими нитями его – Коломенцева.

Еще пару часов назад Игорь Степанович был вполне нормальным человеком, пусть не молодым, но еще полным сил, а главное – желания жить. И вдруг такой роковой оборот. Как? Почему? Неужели столь внезапное крушение случайно?

Сначала жутчайший в своей нелепости эпизод в булочной, затем граничащая с фарсом попытка самоубийства, еще более нелепая и позорная. Даже столь простой вещи он исполнить не сумел. А чего он вообще добился? Что сделал полезного? Даже семьи не завел, не оставил после себя потомства. Все напрасно, все гниль и чушь!

Всю жизнь он переезжал с места на место, так и не пустив нигде корней.

Коломенцев остановился, потому что просто не мог бежать дальше, присел на какой-то парапет и, тяжело дыша, уставился в темноту. Ему казалось, что оттуда, из сумрачной мглы, за ним следят чьи-то неотступные глаза, смотрят рассудочно и строго, словно взвешивая все его поступки. Зачем он вернулся сюда, в непостижимую до сих пор страну, которую он привык считать своей родиной… Родина ли она ему? Всю жизнь он скитался по миру, повидал разные страны и смутно осознавал, что понятие «родная земля» выдумано чудаками, не сумевшими найти своего места в жизни, своей ячейки, раковинки, в которой можно закрепиться и мирно существовать, не помышляя о большем. Чего было проще – найти свой маленький уголок уюта, так нет же: его – как перекатиполе – носило ветром из страны в страну.

Родина всегда представлялась ему в виде пожелтелых березок под низким сереньким небом. На пригорке обязательно должны виднеться купола церквушки, а еще дальше – покосившиеся соломенные крыши. Это Родина!

Конечно, он понимал, что страна изменилась, что невероятные потрясения разметали в пыль эти березки, купола и соломенные крыши. Впрочем, березки остались.

Поначалу, когда он только приехал, ему казалось – наконец-то он дома. Но чем дальше он жил в этой стране, именуемой СССР, тем больше понимал, что приехал вовсе не домой, а иллюзорная мечта на деле оказалась чем-то средним между свинарником и котельным заводом.

Коломенцев, правда, подозревал, что его фантазии так и останутся фантазиями, что прошлого, того прошлого, с уютом тихих усадеб, малиной со сливками, вечерами за большим столом, на котором стоит лампа с зеленым абажуром, неспешными разговорами о тяжелой участи народа, о революционном пути, о бездарности царя Николашки и его убогих министров уже никогда не будет. И поэтому он придумал себе цель, ради которой стоило возвращаться.

Он не соврал, когда рассказывал Олегову о том, что мистика была его давним и серьезным увлечением. Возможно, окружающим это занятие казалось по меньшей мере странным, если не сказать – глупым, но Коломенцева меньше всего интересовало мнение окружающих. Пусть смешно, пусть глупо, но это часть его жизни и, кроме всего прочего, придает его существованию смысл. О Тихореченске Коломенцев узнал довольно давно. Собственно, не о существовании самого города, а о связанных с ним легендах. Впервые эти неясные слухи выплыли, когда Игорь Степанович занимался поисками материалов о Сен-Жермене. В тот момент Коломенцев и сам бы не смог четко сформулировать, зачем взялся за эту тему. Скорее всего подтолкнул его Пушкин. В который уже раз Коломенцев перечитал «Пиковую даму» и задумался: а что, собственно, он знает о Сен-Жермене, передавшем графине секрет трех карт… Он начал изыскания без определенной системы, но довольно скоро увлекся и собирался даже написать исследование о таинственном графе.

Для большинства знаменитых авантюристов века Просвещения было характерно с непринужденным видом замечать как бы между делом о своем знакомстве с той или иной личностью, жившей несколько веков, а то и тысячелетий назад. Конечно, главный персонаж, с которым они водили дружбу, – Сын Божий. Так Калиостро постоянно хвастался знакомством с Иисусом Христом. Сен-Жермен также подчеркивал свои обширные связи, правда, с большей долей достоверности. В «Инфернальном словаре» Коплена де Планси рассказывается, что однажды Сен-Жермен повествовал, как он встречался с Понтием Пилатом, и при этом описал внутреннее убранство покоев прокуратора Иудеи, а также блюда, подававшиеся к столу во время встречи. Кардинал Роган, выслушав эти россказни, обратился к камердинеру Сен-Жермена. «Друг мой, – сказал он, – мне трудно верить всему, о чем рассказывает ваш хозяин. Возможно, он чревовещатель, может быть, умеет изготовлять золото, но то, что ему две тысячи лет и что он обедал с Понтием Пилатом, уж слишком. Не правда ли, это шутка?»