Мешок историй. Трагикомическая жизнь российской глубинки - Александр Росков

– Эй, «Михаил Светлов», а ну-ка оттяни «Марию Ульянову»!

И на берегу, и на судах весь народ впокатушку. Все ведь знают, что в простонародье означает слово «оттяни». А диспетчер еще раз:

– «Михаил Светлов», мать твою так! Оттяни «Марию Ульянову». Оттяни, говорю!

Диспетчера в тот день к парторгу портовскому вызывали, внушение сделали и даже выговор в личное дело занесли – за то, что опозорил славное имя Марии Ульяновой.

М. Братугин, г. Архангельск

Вы знаете, очень даже просто! Наши прадеды как, например, делали?

Ведь в старину-то волков было – не то что теперь, видимо-невидимо. Вон, почитайте сказки, рассказы и басни – что ни история, то волк. Даже поэты писали:

Волки ведь по ночам к самым деревням подходили, бывало, что и по деревням шастали, собак да скотину резали. Так вот, деревенские мужики делали засаду на волков, то есть ловушку.

Сначала они ставили высокий, диаметром всего с метр, частокол. Без окон и без дверей. Внутрь сажали живую овцу или барана. А вокруг этого частокола еще один частокол ставили. И между ними оставляли узкий-узкий проход, такой, чтобы волку в самый раз было пройти.

В этом частоколе мужики оставляли калитку, чтобы она внутрь отрывалась.

И вот, представьте себе, наступала ночь. Все люди уходили в деревню еще засветло. Овца в частоколе чувствовала себя одиноко и начинала блеять. Блеяние это слышал волк.

Он приходил к частоколу, бродил вокруг него, думая, как бы достать овцу. А частокол из сосновых да ольховых кольев был высокий – не перепрыгнуть.

Наконец, волк толкал носом калитку (она оставалась открытой) и попадал внутрь, между двумя частоколами. Он шел вдоль внутреннего частокола, огибая его, и упирался лбом в тыльную часть калитки. Калитка, само собой, закрывалась…

И волк всю ночь ходил по кругу между двумя частоколами. Ему ведь не повернуться, не развернуться, не выскочить никуда.

Иногда за ночь в ловушку набивалось три, четыре, а то и пять волков.

А утром приходили из деревни мужики и брали волков голыми руками.

А перепуганную до смерти овцу доставали из частокола и возвращали хозяину.

А. Росков

В начале шестидесятых годов в нашей Архангельской области стали колхозы объединять.

Ну вот, слили у нас в одно место три колхоза, руководящих работников назначили. За исключением техника-строителя – о такой должности у нас и не слыхали, а по разнарядке надо было ее вводить.

Ну, сперва думали, в техники-строители самого лучшего плотника Ефимыча поставить.

Но тут главбух запротестовал: а кто, говорит, дома строить будет?

И предложил кандидатуру Александра Петровича, колхозного пожарного.

У Петровича одной руки не было – на войне потерял, и с топором он не умел обращаться. Зато всегда на виду у начальства был, всегда мог поддакнуть в нужную минуту.

Ну вот, назначили Петровича техником-строителем. И он сразу все дело в свои руки взял. Чтобы без его разрешения никто – ни-ни! – не мог строить дом там, хлев или баню. Народ потихоньку и шел к нему за разрешениями.

Как-то обратились к Петровичу два брата Епифановых – банькой захотели обзавестись. Он долго их инструктировал: чтобы с дороги баню не было видно, чтобы окошко прорубили видом на огород, а не на деревню. И еще наказал:

– Чтобы окошко не больше моей головы было!

Ну вот, значит, протекло незаметно месяца три. Идет как-то вечерком Петрович по деревне – чуть навеселе, брюки – галифе, сапоги – со скрипом. Начальник, одним словом. Хотя и руководить не кем.

Идет Петрович мимо дома Епифановых и видит, что банька уже почти готова, сруб стоит, осталось крышу закрыть.

Подошел он к бане, слышит – братья внутри стаканами звенят, обмывают постройку. Ну, Петрович взял да и просунул голову-то в окошко банное (стекла-то еще не было).

Померить, наверное, решил, точно ли братовья его наказ выполнили. Туда-то голова Петровича как по маслу прошла. А обратно…

Дернул он, подернул голову назад – не идет! То ли уши мешают, то ли распухла голова. Братья ему стопку водки в рот вылили, закусить дали, стали голову выпихивать из бани. Не идет!

Братья и пугали Петровича, и за ноги его с улицы тянули, и Бога молили – ничего не помогает!

Надо разбирать баню, а неохота! А у Петровича уж все тело затекло. Ежели стамеской вокруг головы вырубать – так можно ведь нечаянно и по затылку Петровичу съездить! А он стоит, бедный, умоляет братьев освободить его.

Делать нечего, крикнули они на помощь мужиков, раскатали баню до окошка, освободили техника-строителя.

Он потом еще два десятка лет в этой должности работал.

Г. Харламов, г. Онега

На боровую дичь в наших краях еще и сейчас по осени охотятся силками.

В былые годы у каждой семьи были свои участки с ловушками, назывались они путиками.

Два старика – дедко Федя да дедко Митя, обоим уже под семьдесят, – собрались проверить свои ловушки. Путики у них были недалеко один от другого, большие, за один день с их здоровьем не обойти, предстояла ночевка в лесной избушке, поэтому пошли вместе. Силковая охота хоть и тихая, ружья на всякий случай взяли. Гильзы по тем временам считались дефицитом, их после выстрела не выбрасывали, а снова заряжали. Порох и другие охотничьи припасы носили с собой.

Вот пришли наши деды в лесную избушку, попили чаю. Решили патроны заряжать. Расстелили газетку на столе, высыпали порох, дробь из мешочка, достали капсюли. И решили это дело перекурить. Свернули по «козьей ножке».

Один сходил к костру, прикурил от уголька, вернулся, сел за стол. Другой сидит напротив, просит прикурить. Привстали, потянулись друг к другу цигарками.

Тут как шарахнуло! Разлетелись деды по сторонам, лежат, обгорелыми бородами трясут, глаза от дыма протирают. Не сразу дошло до них, что порох-то взорвался от искры, которая упала в тот момент, когда они «целовались» цигарками.

В деревне долго смеялись над незадачливыми дедами. От бород у них одни клочья остались. Бороды-то, может быть, и спасли их от большой беды, могли ведь и глаза подпалить.

Г. В. Федотов, с. Ценогора, Лешуконский район Архангельской области

Много лет назад это было. Мы баню новую выстроили, с осени в ней мылись. А зимой большие морозы застоялись. Два наших деда – дед Леня и дед Мамерт – решили попариться на старый Новый год, несмотря на мороз. Накочегарили они баню и ушли в первый жар.