Мэтт Грэнвилл, Везучий Неудачник - Лилия Ильюшина

Откуда-то взявшаяся Глория Карбоначчи пыталась разомкнуть браслеты, а куратор раз за разом повторяла:

– Беспроигрышная ничья! Впервые! Это какое-то безумие! Ну почему именно в мой год?

К Алеку наконец вернулся дар речи. Он повернулся ко мне и задал один-единственный вопрос:

– Как?

Но нас растащили в разные стороны, укрыли одеялами и всучили по кружке с каким-то пойлом. Ничего, время на ответы еще будет. По крайней мере, до следующего тура. Куратор что-то выговаривала Вайверин, которая стояла с абсолютно непроницаемым лицом. Поединки продолжились, но я, честно говоря, за ними уже не следил. Домой. И как можно скорее.

Мамин торт – это то, ради чего стоит отложить не только сон, но даже собственную смерть. Мы сидели всей семьей под деревом-в-дереве и праздновали победу. Для такого дела Ворона нацепила бусы, больше похожие на связку лампочек, и прилизала перья. Со мной она не общалась, но на торт налегала за двоих. Наверное, за себя и за Жабу, которая не высовывалась из ванной. Приглашение сидело на самой нижней ветви и разрывалось между желанием спуститься и необходимостью держать слово. Белки никаких страданий не испытывали и нагло клянчили сладости и орехи у совершенно счастливой Бусинки.

Дерево-в-дереве вело себя странно: за день оно скукожилось и как-то усохло, и самыми заметными сейчас были зимние листья. Мы сначала встревожились, но когда с вершины пошел пушистый белый снег, то устроили под ним настоящий пикник, с костром и жареными сосисками. Отец все порывался пойти погулять, но мама твердо заявила, что ребенок устал и нуждается в покое и семейной поддержке. Тут я вспомнил, что так и не поблагодарил отца за подсказку.

– Папа, спасибо! Без тебя я бы не справился, ты здорово придумал с часогонией.

– Ты так считаешь? Вообще-то я намекал на Ногопутное заклятие, помнишь, я тебя учил?

– То есть ты не петлю времени показывал?!

– Нет, конечно. Я думал, можно спутать ему ноги и подвесить вниз головой. Представляешь, как было бы забавно?

Вот с отцом всегда так: только ты решил, что в его словах кроется какой-то глубинный смысл, как выясняется, что это была очередная шутка. Ладно, зато есть повод собой гордиться.

– Мэтт, еще кусочек торта? – любезно предложил Джеймс.

Помимо воли я тут же насторожился: если Джеймс что-то готов сделать для меня, ничем хорошим это не закончится. И точно: он зашептал мне на ухо:

– Я починил твою Карту, держи. Интересная штука. Но, Мэтт, зачем тебе понадобилось ломать ее таким мощным заклятием?

Вот в чем я был совершенно уверен, так это в том, что никаких заклятий к Карте не применял. Но раз Джеймс говорит, что ее сломали, так оно и есть. Он у нас никогда не ошибается. Значит, кто-то сделал это специально. Я хотел уточнить у брата, что еще он может рассказать, но раззевался так, что чуть челюсть не вывихнул. Целая делегация торжественно проводила меня к матрасу на кухне. Бусинка выложила на подушку горку разноцветных поздравительных открыток. Самые красивые она, по-моему, подгребла себе. Посмотрев на меня, мама разогнала всех спать.

Но я хотел закончить еще одно дело. Дождавшись, когда во всех комнатах затихнут, я вышел в холл и сказал:

– Эй, вы, все! Слушайте! Жаба, ты зеленая и пупырчатая, и красавицей тебя не назовешь, но все равно прости. Я не должен был говорить те слова. А за то, что я ее поцеловал, извиняться не буду, так и знайте! Я хотел у нее прощения попросить и все такое, а она как разоралась! И вы все накинулись, даже объяснить не дали! Но так и быть, я на вас больше дуться не буду. Мир, короче.

Человек с чистой совестью не ждет, пока кто-нибудь укоризненным взглядом поставит на ней очередное пятно. Поэтому я развернулся и пошел спать. Улегся и повертел в руках карту. Джеймс не только починил ее, но и, по своему обыкновению, усовершенствовал: теперь там были еще и крошечные человечки. Они бродили по улицам, заходили в дома, иногда проваливались в трещину посередине и смешно барахтались. На подушку приземлилось приглашение. Я устроился удобнее на своем матрасе и с удовольствием потянулся. До чего ж приятно заснуть счастливым человеком! Я вспомнил девушку с серыми глазами и поправился: почти счастливым.

Семья – это семья. Даже если вчера ты спас мир, наутро тебя запросто поставят мыть посуду. Пока я занимался чашками-тарелками, Джеймс с Бусинкой помогали маме переставлять мебель: она искала место для нового стола.

– А где папа?

– Пошел в какой-то трактир. Кажется, он называется «Сирота».

Вот так всегда. Разве на этих людей можно по-настоящему положиться? В трудную минуту они будут похлопывать тебя по плечу и говорить о поддержке, но как только ты расслабился и поверил – извини, все уже занялись своими делами. Я чуть не позеленел от злости: начинается сезон иносущностей, кругом проверки, а отец запросто разгуливает по улицам! А если его разоблачат? Да, я заглушил Зов Крови, но вдруг сильный маг может его услышать? Кажется, у нас с отцом назрел серьезный мужской разговор.

Уже на пороге я почувствовал: что-то не так. Даже сам воздух был каким-то пьянящим и опасным, что ли. Но делать нечего, в «Сироту» так в «Сироту». Веселая рожица – знак Феррариуса – пощекотала мне шею, но я завернул лацкан, чтобы ее не было видно. Надоели все. Приглашение само тихо перелетело и спряталось в кармане. И все-таки я с трудом сдержался, чтобы не наорать на Жабу, которая под унылое «Ик! Ик!» старательно ковыляла следом. Вот прямо всерьез захотелось сиротой стать, честное слово.

По пути я сообразил, что происходит в Карпетауне: открытие сезона иносущностей! Туристы и зеваки, которые собрались на это посмотреть, сильно замедляли путь к «Сироте». К тому же возле Магистрата меня окликнули. За стойкой регистрации восседал вчерашний судья Натакар. Он с отвращением отмахнулся от пирожков, которые предложил ему коллега, и сказал:

– Мистер Грэнвилл, не могли бы вы задержаться? Я как раз скоро закончу.

Перед ним стоял высокий полупрозрачный старик с длинной бородой и ржавым мечом. Он старательно заполнил карточку и протянул магистру.

– Иносущность высшего порядка. Цель прибытия? – деловито поинтересовался тот.

– Уничтожить всех людей, – скромно потупился иносущность.

– Взнос?

Иносущность порылся в кармане плаща и достал мешочек золотых. Но Натакар отрицательно покачал головой. Со стонами и причитаниями старик вытащил из другого кармана стеклянный шар и швырнул его на стойку. Шар разлетелся вдребезги, а на небе появилось красивейшее северное сияние. Магистр скривился: над головой уже болтались три радуги, четыре затмения и одна мрачная комета.

– Что-нибудь оригинальное, – потребовал Натакар. – Хватит уже типовых чудес.

Старик распрямился, и по кольчуге заметались зловещие блики. Магистр вопросительно взглянул на иносущность. И вдруг начал чихать. Через минуту чихала вся площадь.