Последняя война Российской империи - Сергей Эдуардович Цветков

политически неоформленных идей. Как сетовал в 1912 году один германский писатель, «главной причиной, почему наше положение иногда производит впечатление сомнительное, даже неприятное, если смотреть на Германию извне, заключается в трудности представить какую-либо понятную реальную цель для политики, необходимой для осуществления германской идеи».

Будущее военное столкновение могло считаться в правительственных кругах неизбежным и даже желательным; однако никто не хотел выглядеть агрессором. К войне готовились, и вместе с тем ее всеми силами старались оттянуть или вовсе избежать. Главные противоборствующие военные союзы и коалиции в конце XIX – начале XX века были заключены не для того, чтобы вести захватническую политику, а в надежде, что они послужат фактором сдерживания для противной стороны. Прямой курс на войну взяли отдельные лица из окружения австрийского императора и германского кайзера – и лишь за несколько недель до ее начала.

По меткому выражению Вильгельма II, в течение предвоенных десятилетий европейский мир напоминал больного-сердечника – «он может себе жить и жить, даже очень долго. А может с той же вероятностью в любой момент умереть – внезапно и неожиданно».

К августовской катастрофе привела не та или иная причина и не их совокупность, а длинная цепочка событий и поступков, скрепленных отнюдь не безусловной связью. И все, что мы можем – это перебирать их, как четки, на которые нанизаны зерна разного размера и достоинства.

IV

Начать придется издалека.

13 июня 1878 года в Берлине начался последний в XIX веке политический спектакль монархической Европы. В берлинском дворце Радзивиллов, незадолго до того переоборудованном князем Бисмарком в рейхсканцелярию, приступил к работе международный конгресс, который должен был подвести итоги русско-турецкой войны.

Все дела на нем вершили Германия, Россия, Англия, Австро-Венгрия, Франция и Италия. Делегации великих держав возглавляли министры иностранных дел или же премьеры – Бисмарк, Горчаков, Дизраэли (лорд Биконсфильд), Андраши, Ваддингтон и Корти. Представители балканских государств были допущены на заседания в качестве наблюдателей. «Турки сидят чурбанами», – записал в дневнике один из членов русской делегации. Бисмарк обливал болгар, сербов и греков холодным презрением, во всеуслышание сокрушаясь о том, сколько энергии и времени уходит на обсуждение судьбы разных «вонючих гнезд» – под ними он подразумевал балканские города.

России этот конгресс был не нужен, так как отдавал плоды русских побед в чужие руки. Фактически речь шла о пересмотре русско-турецкого мирного договора в Сан-Стефано, выгодного для России и балканских славян. Но канцлер Российской империи князь Александр Михайлович Горчаков вынужден был согласиться на проведение конгресса – отчасти под нажимом Австро-Венгрии и Англии, открыто угрожавших России войной, если она не пойдет на уступки, отчасти из-за собственного тщеславия. Заслуженный восьмидесятилетний дипломат откровенно говорил, что «не может предстать перед Святым Петром, не будучи председателем хотя бы самого малого конгресса в Европе». Однако судьба не сделала ему этого подарка. Председательствовал на конгрессе все-таки не он, а князь Бисмарк, в качестве хозяина и «честного маклера» – роль, которую он сам себе отвел.

Все важные решения были приняты главными участниками конгресса задолго до его открытия, в ходе секретных переговоров. Россия и Англия полюбовно уладили свои разногласия, подписав три конвенции.

Это нисколько не помешало главам делегаций со знанием дела разыграть для публики своих стран полноценное драматическое представление. Наиболее жаркие споры разгорались по второстепенным вопросам, вроде того, кому достанется Алашкертская долина, которую никто из спорящих не мог отыскать на картах. Именно в такие минуты Дизраэли упоминал о «казус белли»[11] и в знак того, что время слов закончилось, демонстративно заказывал экстренный поезд для отъезда, а князь Горчаков гневно бросал на стол свой разрезной нож из слоновой кости и старческим голосом изрекал на отличном французском языке приличествующую случаю историческую фразу. «Честное маклерство» Бисмарка выражалось обыкновенно в том, что он умывал руки, предоставляя противным сторонам самим прийти к какому-нибудь согласию.

Заседания конгресса продолжались ровно месяц. В результате публика узнала странные вещи. Неожиданно самые жирные куски отхватили страны, в войне вовсе не участвовавшие, а заявлявшие о себе как о миротворцах – Англия и Австро-Венгрия. Освобожденные русскими войсками славянские земли большей частью снова возвращались под турецкий протекторат.

Итоги Берлинского конгресса были признаны позорным дипломатическим поражением России, уступившей давлению западных держав. Князь Горчаков в записке на Высочайшее имя заметил: «Берлинский конгресс есть самая черная страница в моей служебной карьере». Царь приписал на полях: «И в моей тоже».

На самом деле это было не так. Россия почти ничего не потеряла из собственно своих приобретений, закрепленных за ней Сан-Стефанским мирным трактатом – Южной Бессарабии и закавказских областей (Карс, Ардаган и Батум). Пришлось расстаться лишь с пресловутой Алашкертской долиной и крепостью Баязет – и то за определенную компенсацию, да умерить аппетит при определении размера турецкой контрибуции. А балканские славяне, хотя и в урезанном виде, но все-таки получили государственную независимость.

Подлинные результаты Берлинского конгресса стали ясны лишь спустя 36 лет после его окончания, когда разразилась Первая мировая война. Выяснилось, что политические лидеры Австро-Венгрии и Англии как будто нарочно сделали все, чтобы облегчить условия ее возникновения. Все их победы и приобретения в самой недалекой перспективе обернулись поражениями для их стран.

Австро-Венгрия бескровно оккупировала (а спустя три десятилетия официально присоединила) Боснию и Герцеговину. Именно в этой области находился неприметный городок Сараево, в котором 28 июня 1914 года выстрел Гаврилы Принципа разбудил и сорвал с мест все силы ада. С поглощения этих земель начался отсчет последних дней существования лоскутной империи Габсбургов.

За Англией и лордом Биконсфильдом современники числили сразу три блестящие победы. Первой из них было приобретение Кипра, который турецкое правительство «добровольно» передало Великобритании в обмен на обещание защитить территориальную целостность Османской империи от посягательств России. Англичане бесцеремонно заняли остров, даже не дождавшись выхода султанского фирмана, возвещавшего о передаче Кипра под их юрисдикцию. Благодарность турок не замедлила себя ждать. Присоединение Турции в 1914 году к противникам Антанты было во многом «отплатой за Кипр». Расплачиваться за эту «победу» Дизраэли пришлось тысячам английских солдат, павшим в годы Первой мировой войны на Ближнем Востоке.

Вторым его триумфом был раздел Болгарии. По Сан-Стефанскому договору вся Болгария получала независимость и становилась единым самостоятельным государством. Настаивая на разделе Болгарии, Дизраэли намеревался ослабить Россию, которую он искренне считал историческим врагом Великобритании (в немцах он видел безобидную нацию романтиков и философов, не способную причинить ущерб его стране). Россия вынуждена была согласиться с тем, чтобы южная Болгария осталась под властью Турции. Но глубокомысленные планы лорда Биконсфильда и тут