Искусство игры в дочки-матери - Элеанор Рэй

кнопки. И по следовавшему за ним мягкому щелчку. Теперь достаточно было бесшумно нажать на экран телефона, и аппарат уже знал, что тебе от него нужно.

Легче. Быстрее. Прогресс.

Она сосредоточилась на экране, вслушиваясь в обнадеживающие гудки, взывающие к ее семье. Может, они включат громкую связь, или даже видеозвонок, и поставят телефон на стол, подперев его перечницей, как делали это в ее день рождения в карантине. Тогда казалось, что они все вместе находятся на одной кухне.

Ее надежды угасли, когда оборвались гудки. С какое-то время она выжидающе смотрела на телефон, надеясь, что дочь перезвонит при первой возможности. Возможно, именно в этот момент она стояла у плиты и готовила что-то этакое. Но нет, это было не похоже на Амелию. Скорее, она еще не вернулась с работы или пыталась жарить сосиски, параллельно подключаясь к конференц-звонку. Грейс почувствовала прилив гордости, как это часто бывало, когда она думала о дочери. Руководитель отдела маркетинга крупной благотворительной организации, занимающейся исследованиями рака. Конечно, она была занята. То, что она делала, спасало жизни.

Никто не перезвонил.

Грейс постаралась заглушить разочарование. Ужин. Вот что ей было нужно. Она открыла холодильник и заглянула внутрь. Оттуда на нее смотрели полкуска чеддера, два яйца и пачка зеленеющей по краям ветчины. В последние годы жизни мысли о еде как-то отступили на второй план. Выйдя на пенсию, она с головой окунулась в кулинарию, пристрастившись готовить для себя и своего мужа Джонатана. К своему удивлению, она обнаружила, что ей это даже нравилось. Смешивание ингредиентов и их нагревание, наблюдение за постепенным изменением консистенции и вкусовых качеств оказалось довольно приятным способом времяпрепровождения. Джонатан, при всех своих прогрессивных взглядах, любил традиционную кухню, и Грейс часто баловала его всевозможными пирогами и блюдами из картофеля.

Потом, ближе к концу, он почти перестал есть. Она варила ему супы и вливала в него по ложечке, пресные и чуть теплые.

Когда его не стало, готовить и убирать для себя одной казалось пустой тратой времени, и постепенно ее рацион сократился до сэндвичей, разбавляемых изредка кусочками фруктов. Она до сих пор не могла заставить себя даже смотреть на суп.

Так было не всегда. Грейс вспомнила семидесятые, обеды впопыхах в столовой «Конкорда», которые она проглатывала в один присест, торопясь вернуться к сборке двигателей. Некоторые мужчины задерживались в столовой подольше, чтобы обсудить футбол, девушек или любые другие свои увлечения. Грейс редко присоединялась к ним. Мужчины воспринимали ее как некого рода аномалию – женщину, которая не хотела остепеняться и заводить семью, в те-то времена.

– Ради чего ты так надрываешься, – вспомнила она слова одного из них. – Тебе все равно придется бросить работу, когда пойдут дети.

– Я не брошу свою работу, – ответила она тогда, чем изрядно их повеселила.

– Что ж, тогда мне жаль твоего мужа, – сказал он.

Грейс надеялась, что Амелии никогда не придется выслушивать подобные комментарии. Она не могла представить, чтобы ее дочь терпела подобное снисхождение, и испытала очередной прилив гордости.

Гордость быстро уступила место голоду. Сэндвич с ветчиной, сыром или яйцом? Она мысленно взвесила плюсы и минусы каждого варианта. Открыв хлебницу, она обнаружила, что батон покрылся голубовато-зелеными пятнами. За неделю она не успевала съедать даже самую маленькую буханку хлеба в одиночку; аппетит был уже не тот. На мгновение она задумалась, придется ли по вкусу такой батон уткам в парке, но затем вспомнила табличку, предупреждающую, что уток разрешается кормить только овсяной крупой и половинками винограда. Казалось, даже утки решили вести здоровый образ жизни. Она бросила хлеб в контейнер для компоста и наклонилась к шкафчику за сковородой. Омлет так омлет.

Грейс сидела за столом, в одиночестве доедая свой омлет. После стольких лет, проведенных в искренних, но часто безуспешных попытках вернуться домой с работы пораньше, чтобы поужинать всей семьей, именно во время приемов пищи она скучала по ним острее всего. Пожалуй, стоило все-таки сходить в ресторан с друзьями.

Может быть, в следующий раз она так и сделает.

Сейчас же она включила телевизор, чтобы заглушить тишину. Затем снова выключила, когда началось это жуткое молодежное шоу, отравляющее умы современных подростков. Грейс задумалась, любит ли такое Шарлотта. Она всегда производила впечатление любознательной, склонной к самоанализу девочки. Не такой, как ее мать. Скорее, как… Грейс запретила себе думать об этом, доела омлет, а потом начала зевать. Она не ностальгировала по молодости во всех ее проявлениях, но скучала по крепкому сну третьего десятка своей жизни. В нынешние годы ей удавалось поспать не больше пары часов подряд, и это в лучшем случае, и просыпалась она от любого шороха, что приводило к переутомлению в течение дня и частой сонливости, которая настигала ее в самые неподходящие моменты. Тогда, в семидесятые, когда она засыпала в своей односпальной кровати, она обдумывала выполнение предстоящих задач. Оптимальный угол установки турбины, скорость вращения лопасти ротора. А не то, чем она успела разозлить свою дочь, и реалистично ли выглядит снег в ее миниатюрном шале.

Шале.

Она поставила посуду в раковину и бережно взяла в руки небольшую конструкцию, которую смастерила ранее. Держа ее перед собой, она вышла из кухни и через весь сад направилась к сараю. До нее донесся лай соседской собаки, плещущийся в завываниях ветра, как липовая сережка. Она достала ключ и вставила его в замочную скважину.

Когда дверь открылась, Грейс ощутила, как мысли об одиноком ужине начинают таять.

Она была дома.

Шарлотта сидела в своей комнате и не знала, куда себя деть. Она бы даже рада была еще немного поделать уроки, лишь бы отвлечься от ссоры, которая происходила на кухне. Но она уже вызубрила таблицу умножения на четырнадцать, дописала рассказ о слонах и собрала школьный рюкзак к понедельнику. Она даже включила «Хижину любви» – шоу, которое обсуждали все ее друзья, – но оно показалось ей таким скучным, что Шарлотта никак не могла на нем сосредоточиться. Оставив телевизор включенным на фоне, она достала «Тайну острова сокровищ» в потрепанном переплете, которую до сих пор обожала, несмотря на свой возраст, и открыла на любимой главе о приключениях пса по кличке Тимми. Она все еще слышала ругань, доносящуюся с кухни, но теперь крики приглушались дверью, позволяя ей фантазировать о том, что могло быть сказано.

В последнее время они случались все чаще и чаще – вечера, проведенные в четырех стенах ее комнаты, чтобы родителям было проще ругаться друг с другом. Полгода назад ее мама получила повышение на работе, и родители