Воспитанница института для благородных девиц - Полина Белова

Столовая оказалась огромной! Столы были накрыты белоснежными скатертями и сервированы так красиво, как дома моя мачеха приказывала делать только в праздники или в ожидании гостей. Но никакой еды не было! Да что же это такое! Только графины с чем-то мутновато-жёлтым. Позже выяснилось, что это был компот.

Под окнами, за одним из трёх самых длинных столов чинно сидели девушки в серой форме. За вторым, таким же, столом, но посередине — девочки в синих платьях. А за третьим длинным столом, у стены, сидели маленькие кофейницы. Наши двадцать мест для первого класса пока пустовали, ждали нас. Мы идём! Идём! Ну… Сели… Где? Я нетерпеливо осматривалась, вертя головой и ёрзая, приподнимаясь на месте.

Четвёртый и пятый столы, покороче, стояли поперёк трёх длинных по разные стороны огромного зала столовой. За одним из них сидели девушки в голубом, как я позже узнала, выпускной класс, а за вторым — учителя и классные дамы во главе с директрисой.

Появились работницы кухни, в белых халатах и колпаках. Я зачарованно смотрела, как они возили вдоль столов тележки с кастрюлями, огромными ковшами в одно движение наполняя наши тарелки кашей.

О, Боги! Как же я была голодна! Небольшая порция каши исчезла в моём животе так быстро, что Софья, которая сидела наискосок от меня, только удивлённо подняла тонкие бровки. Она ковыряла свою кашу с недовольной миной, так и не попробовав.

— Ты не хочешь? — тихо спросила у неё.

— Не-а.

— Давай мне.

Под удивлёнными взглядами соседок по столу, мы быстро поменялись тарелками. Я съела и её порцию.

Стало намного веселее.

Тем временем, работницы кухни, ловко собирали тарелки из-под каши и на вторые плоские тарелочки, которые до этого стояли под ними, клали по три картошины поливая их ложечкой растительного масла.

Всего три?! Ну, ладно. Я покосилась на Софью. Та картошку съела. Жаль.

Впрочем, я почти наелась.

Компот был совсем не сладкий, но приятный на вкус.

И всё? А десерт? Или, хотя бы, яблоко?

Увы…

После завтрака нас повели на уроки.

Таким было первое утро моей новой жизни. Все остальные мало чем отличались. Разве что, каши были разные, то перловая, то овсяная, то манная. И картофелин могло быть не три, а шесть, но о-о-очень маленьких.

Не было ни единой первоклассницы, кроме меня, которая украдкой не плакала бы за домом. Хотя это было строго запрещено. Девочки в классе негласно делились на две равные группы: Столичные и Провинция. Оказывается, десять мест в первом классе института для благородных девиц были предусмотрены для детей столичной знати и чиновников, а десять — для тех, кто проживает за её пределами. Почему-то Столичные считали себя выше Провинции. Это разделение сохранялось до самого выпускного класса.

Я принимала своё новое положение с радостью и надеждой на лучшее. Конечно, были пугающие моменты, но меня они не страшили так сильно, как других девочек. Наказания, которые здесь применяли учителя и воспитатели, не казались мне такими уж страшными, хотя получать их всё же не хотелось бы.

Со мною дома с шести лет занимался старый учитель из мужской гимназии. Он уже вышел на пенсию и недорого брался только за преподавание или репетиторство для учеников, проживающих недалеко от его дома, чтобы ему было ближе ходить и недолго заниматься. Мы уже прошли с ним всю программу начальной школы для мальчиков, поэтому на уроках, где мои одноклассницы учили буквы и цифры, а потом складывали слова и решали простые задачки, я отчаянно скучала.

Но были и такие предметы, которые мы со старым учителем не проходили: древний драконий язык и современный, рисование, скульптура, музыка, рукоделие и хореография.

Драконий язык был противный, с множеством рычащих и шипящих звуков, которые у меня, как и многих других девочек никак не получалось повторить. Это самые трудные занятия для нас всех.

Рисовала я неплохо, поэтому этот урок, как и скульптура, стали моими самыми любимыми. К тому же, учитель рисования и скульптуры позволяла нам разговаривать между собой, только негромко.

Рукоделие очень напомнило мне нудные задания, которые часто давала мне мачеха. Я вспоминала, как слипались мои глаза над работой до позднего вечера, и огонёк свечи расплывался, когда смотрела на него, как немели пальцы с иглой. Однажды мачеха, недовольно сморщив нос, выбросила мой старательно вышитый для отца носовой платок в мусор. Впрочем, сейчас я впервые в жизни была немного благодарна ей. Я не особо любила рукоделие, но была лучшей в нашем классе и неизменно получала похвалы.

А вот музыка и хореография только в первый месяц мне нравились…

Впрочем, музыка и потом осталась ещё ничего. Хотя я была разочарована, что такое чудо, как прекрасная мелодия, разложили на скучные ноты. И слушать эти ноты отдельно в исполнении девочек, да и в моём собственном, оказалось сомнительным удовольствием.

Что же касается хореографии…

Где-то месяц мы просто делали разные упражнения под музыку в просторном зале с зеркальными стенами. И это было неплохо. Мне даже нравилось. Но, однажды, на одном из занятий нас, всех первоклассниц заставили раздеться до трусиков. Кроме учителя, на том уроке присутствовал и наш доктор, Адам Бенедиктович. Всех долго осматривали, щупали, заставляли прогибаться в спине, становясь на мостик, тянуть носок и сильно выворачивать стопы в стороны. Учитель хореографии сама сажала нас на шпагат, точнее его подобие. Многие девочки плакали, так больно нам делали. Я терпела, так, похныкала да поойкала немного. Потом у меня сильно болело всё тело. И девочки тоже жаловались.

Но, как оказалось, для меня это было только начало.

После того странного занятия, троих несчастных из первого класса, в том числе и меня, определили в балетную группу девочек, которые должны будут выступать на Новый год. На праздничном вечере ожидалось присутствие семьи Правящего Дракона. Поэтому пока остальные семеро девочек на уроке хореографии выполняли под музыку простенькие упражнения, мы трое занимались отдельно: стояли у станка, высоко поднимая ноги, делали растяжку, прогибались.

Заниматься балетом — это очень трудно, особенно, если не горишь желанием танцевать, как, например, Софья. Вот кто был счастлив тому, что её выбрали и готов издеваться над собой! Я же, во время растяжки, когда учитель ещё только шла в мою сторону, начинала тихонько хныкать, потому что знала, что сейчас мне будет очень больно. Майя Рудольфовна снова и снова сажала нас на шпагат, давила на спину, заставляла высоко поднимать одну ногу, и стоя на второй, долго удерживать это положение на пределе сил. Иногда мне даже ночью снились её отрывистые команды: «Спина! Носок! Выше!». Обливаясь потом и дрожа от усилий, я тянула вверх ногу и, глядя на остальных наших девочек, которые легко прыгали под бодренький марш, я думала о том, что очень любила бы хореографию, если бы не попала к балетным.

Но это ещё не всё! Кроме ежедневных уроков хореографии со своим классом, где мы трое: я, Софья и Анфиса занимались по отдельной программе, каждый день, вечером, когда остальные девочки наслаждались свободным временем или прогулкой, у нас был общий урок балета, для всех отобранных в балетную группу, кофейниц. Каждый день!