Белее снега, слаще сахара... - Ната Лакомка
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— …конечно, мой господин! Сию секунду и все — только лучшего качества!
— Клади все, что посчитаешь достойным, чтобы попробовали его величество и ее высочество, — важно сказал королевский повар и неодобрительно покосился на меня.
— Мейери! — в голосе хозяина прозвучали знакомые деловитые нотки. — Немедленно упакуй наши лучшие сладости. Почему ты не предупредила меня, что его величество желает попробовать наши конфеты?! Быстро! Не заставляй господина Клауса ждать!
Я по-привычке направилась за прилавок, а мастер Лампрехт заливался соловьем:
— У нас лучшие конфеты во всем королевстве! А пирожные — лучшие во всем свете! Мы рекомендуем обратить особое внимание на заварные кольца с орешками, на кофейное печенье и слоеные пирожные — они особенно удаются моей помощнице.
Тут я опомнилась и сказала:
— Вообще-то, у меня срочный заказ на том конце города, господин Лампрехт. Вы позабыли, наверное. Обслужите господина королевского пвара сами, а я пока сбегаю по делам, — и я с милой улыбкой подплыла к хозяину и попыталась забрать у него сумку.
— Заказ подождет, — с такой же милой улыбкой ответил мастер. — Не задерживай господина Мейнгеера. Он приехал с королевской охраной…
Этот хитрец очень вовремя упомянул об охране. Я сразу передумала выходить из лавки и вернулась, чтобы упаковать сладости.
Пока я заворачивала маковые крендельки в вощеную бумагу, и укладывала пирожные из лимонного желе в сундучок, мастер Лампрехт рекламировал мои таланты:
— Моя помощница лучше всех готовит свадебный шодо. Если его величество решит соблюсти все традиции, шодо просто необходим.
Я не удержалась и хмыкнула. В нашем королевстве бытовало поверье, что жизнь молодоженов будет легкой и сладкой, а новобрачный будет всегда ласков к жене, если новобрачная перед тем, как удалиться в спальню, угостит мужа сладким кушаньем, приготовленным по особому рецепту.
Десерт «шодо» готовился на водяной бане и требовал ловкости и внимания. Яичные желтки смешивались с виноградным вином и сахарной пудрой, а потом сбивались, подогреваясь на небольшом огне, до пышной упругой пены. То, что нужно для поддержания сил в первую брачную ночь — нежно, сладко, сытно и не отягчает желудок.
Я представила, как невеста кормит его величество Иоганнеса с ложечки, чтобы подобрел. Едва ли шодо — каким бы нежным и сладким оно не получилось — способно заставить короля подобреть.
Гензель!..
Я вспомнила имя, которым назвала короля сестра, и едва опять не фыркнула. Это ласковое прозвище подходило королю примерно так же, как мне — имя Мейери. Мама словно в насмешку подобрала для дочери имя «молочно-белая».
А он обозвал меня Головешкой!..
Я укладывала заварные кольца почти с яростью. Не такая уж я и черная, чтобы заслужить подобное прозвище. Всего-то смуглая. Как будто хорошо загорела. Я украдкой посмотрелась в витрину, не удержалась и вздохнула. Поганец король знал, как ударить побольнее. В юности я страшно переживала, что уродилась в маму — такой же смуглянкой, черноглазой, с черными волосами. Мне хотелось быть высокой, голубоглазой, с золотистыми локонами и беленькой, как сахарок.
Наверное, маме тоже этого хотелось, поэтому она и назввала меня «белой», понадеявшись, что имя изменит внешность.
Увы.
Черное не станет белым, назови его хоть сахарком, хоть бланманже.
Наконец, сладости были упакованы, слуга, сопровождавший королевского повара, с великой осторожностью подхватил сундучки и свертки, и мастер Лампрехт сам открыл двери, провожая влиятельного гостя.
Мы встали у окна, глядя, как повар важно идет до саней, похожий в своей лисьей шубе на огненный колобок, потом садится на сиденье, забросанное подушками, а слуга складывает сладости в короб у ног повара.
— Вся улица сбежалась! — потирал руки мастер. — Поистине, счастливый день!
— Он опустошил всю вашу лавку и не заплатил ни грошена, — заметила я.
Кучер подхлестнул лошадей, и сани помчались по улице, сопровождаемые восторженным улюлюканьем мальчишек. Особо отчаянные тут же вскочили на полозья, чтобы прокатиться с ветерком, но кучер погрозил кнутом, и мальчишки со смехом повалились в сугробы.
— Что значит потеря дневной выручки по сравнению с королевской рекомендацией! — возмутился мастер Лампрехт. — Да это все равно, что сам король появился бы на пороге «Пряничного домика» и попросил продать ему дынных цукатов!
Мастер не заметил, а я при одном упоминании о дынных цукатах залилась краской до ушей.
Грубиян король еще и поцеловал меня! Совсем потерял чувство совести и чести!
Но вместе с тем я вынуждена была признать, что в том поцелуе не было ничего грубого. Наоборот, поцелуй получился нежным, свежим и сладким… И одни только воспоминания о том, как твердые мужские губы прикасались к моим губам, растревожило и взволновало…
Взволновало!.. Вот еще!..
Я разозлилась на весь мир сразу — и на город, равнодушно глазевший, как тиран-король похищает меня средь бела дня, на короля, столько лет пестовавшего какие-то глупые обиды, и на себя саму…
Подумаешь, поцеловал!..
Но воспоминание держало сетями, и я вместе с волнением испытала еще и обиду. Слишком он стал умелый в поцелуях. Научился за десять лет.
— Так, а что мы стоим? — переполошился мастер Лампрехт. — Витрины пусты! Быстро, быстро! Готовим новые пирожные!
— Вот и готовьте, — я вспомнила, что собиралась бежать из города и шагнула, чтобы забрать у лавочника сумку, но тот проворненько спрятал ее за спину. — Не глупите, господин Лампрехт, — сказала я по-доброму. — Я все равно уеду, ноги моей больше в этом городе не будет.
— Не позволю! Не позволю! — мастер затрясся, как желейное пирожное. — Ты в уме?! Мы можем получить заказ на королевскую свадьбу, а ты решила все бросить?!
— У вас четыре помощницы, справитесь.
— Четыре помощницы с руками со спины! — воскликнул отчаянно мастер. — Ты не можешь меня бросить!
— Вы не умрете от несчастной любви, — пообещала я ему. — Давайте сумку, и я…
Колокольчик снова звякнул, и мы с хозяином оглянулись на дверь. В лавку вошли две дамы, одетые богато и элегантно. Они сбросили капюшоны плащей, отороченных мехом, и я немедленно узнала и ту, и другую. Блондинка из свиты принцессы Маргрет и дама Диблюмен, следившая за разгрузкой королевского каравана.
— Добрый день, сударыни! — тут же бросился к ним навстречу мастер Лампрехт. — Чем могу быть полезен? Королевский повар только что забрал все сладости подчистую, но у меня остались припрятаны коврижка и ромовый пирог, если будет угодно…
— Мы возьмем коврижку и пирог, — любезно сказала госпожа Диблюмен, оглядывая лавку. — Нам рекомендовали обратиться к вам, и в придачу к покупке я хотела бы сделать заказ.