Призрак Оперы - Гастон Леру

Гуно, Рейс, Сен-Санс, Массне, Гире, Делиб – все один задругим вставали за пульт оркестра и лично дирижировали своими произведениями.Фор и Краусс были среди исполнителей, и именно в этот вечер светское обществоПарижа с восхищением открыло для себя Кристину Доэ, чью таинственную судьбу янамереваюсь описать в этой книге.

Гуно дирижировал «Похоронным маршем марионетки», Рейс –своей великолепной увертюрой к «Сигюр», Сен-Санс – виртуозными «Пляской смерти»и «Восточным сном», Массне – «Неизданным венгерским маршем», Гире – своим«Карнавалом», Делиб – «Медленным вальсом» из «Сильвии» и пиццикато из«Коппелии». Пели неподражаемые Мари Габриэль Краусс и Дениз Блок: первая –болеро из «Сицилийской вечери»; вторая – брин-дизи из «Лукреции Борджа».

Но самый большой триумф ожидал Кристину Доэ. Она началавыступление, спев несколько арий из «Ромео и Джульетты» Шарля Гуно. На сценеОперы эта дивная музыка звучала впервые. Мы очень сочувствуем тем, кто никогдане слышал Кристину Доэ в партии Джульетты, кто не знал ее простодушногоочарования, никогда не испытывал дрожи при звуках ее ангельского голоса, нечувствовал, как душа высоко парит вместе с ее душой над могилами влюбленных изВероны: «Господи! Господи! Прости нас!» И все же это было ничто в сравнении сисполнением ею сцены в тюрьме и финального трио в «Фаусте», которые она свелавместо заболевшей Карлотты. Никто с тех пор не слышал и не видел ничегоподобного! Это была новая Маргарита, Маргарита во всем блеске и сиянии, которыхв ней до Кристины Доэ никто не подозревал.

Восторженная публика приветствовала певицу громовымиовациями, она же рыдала и в конце концов упала без чувств на руки партнеров.Без чувств ее отнесли в артистическую комнату.

Великий критик де Сен-В, в память об этом изумительномвечере написал статью, которую так и озаглавил «Новая Маргарита». Будучивеликолепным знатоком музыки, он сознавал, что эта милая девочка принесла наподмостки Оперы больше, чем свое искусство, – она принесла свое сердце. Вседрузья Оперы знали, что сердце Кристины осталось таким же чистым, как впятнадцать лет, и, чтобы понять, что случилось с ней, пишет де Сен-В., остается«предположить, что она впервые полюбила».

«Вероятно, я скажу бестактность, – продолжает он, – нотолько любовь способна сотворить такое чудо полного преображения. Два годаназад мы слышали Кристину Доэ на концерте в консерватории, когда она подариланам очаровательную надежду. В чем истоки ее огромного успеха сегодня? Если онне спустился с небес на крыльях любви, я должен поверить, что он поднялся изада и что Кристина Доэ, подобно Офтердингену, майстер-зингеру, заключила сделкус дьяволом. Тот, кто не слышал ее в финальном трио в „Фаусте“, не знает этойоперы»: экзальтация голоса и экстаз чистой души не могут быть большими!» Однаконекоторые завсегдатаи Оперы протестовали. Почему от них так долго скрывалитакое сокровище? И действительно, только благодаря непостижимому отсутствиюКарлотты в этот вечер Кристина, заменив ее в последний момент, смоглапродемонстрировать свой талант в той части программы, которая былапервоначально зарезервирована для испанской примадонны. Но почему Дебьенн иПолиньи выбрали именно Кристину, когда узнали, что Карлотта не выступит. Зналили они о ее таланте? Если да, то почему скрывали это? И почему она самаскрывала его? Странно, но никто не слышал, чтобы у Кристины был учитель. Онанеоднократно говорила, что отныне будет работать одна. Все это былонеобъяснимо.

Стоя в своей ложе, граф де Шаньи тоже аплодировал певице.

Графу Филиппу Жоржу Мари де Шаньи был сорок один год. Он былвыше среднего роста и имел приятное, даже красивое лицо, несмотря на жесткиеморщины на лбу и некоторую холодность глаз. С женщинами он обращался сутонченной учтивостью, а с мужчинами держался несколько высокомерно. У негобыло благородное сердце и чистая совесть. После смерти старого графа Филибераон стал главой одной из самых старинных и знаменитых семей во Франции, корникоторой восходили еще ко временам Людовика X.

Состояние Шаньи было значительным. Его две сестры и братРауль никогда не думали о разделе имущества. Они сохраняли совместное владениеи полагались во всех делах на Филиппа, как будто право первородства все ещебыло в силе. Когда его сестры вышли замуж (обе в один день), они взяли своюдолю имущества как приданое.

Графиня де Шаньи, урожденная де Мерож де ла Мартиньер,умерла при родах Рауля, который на двадцать лет был младше Филиппа. Раулю былодвенадцать лет, когда умер старый граф. Филипп принимал активное участие ввоспитании брата, вначале ему помогали сестры, а затем старая тетушка, котораяжила в Бресте и которая привила Раулю вкус к мореплаванию. Молодой человекпрошел обучение на борту учебного судна «Борда», с успехом закончил его иотправился в традиционное кругосветное плавание. Он был включен в официальнуюэкспедицию на «Акуле», созданную для поиска в полярных льдах оставшихся в живыхот экспедиции «Дартуа», которая пропала три года назад. Пока же Раульнаслаждался отпуском, который был рассчитан на шесть месяцев, и вдовыпредместья Сен-Жермен уже жалели этого красивого хрупкого юношу за те тяжелыеиспытания, которые ему предстояли.

Застенчивость Рауля – так и хочется назвать ее невинностью –была удивительной. Он был избалован своими сестрами и старой теткой, и женскоевоспитание оставило ему простодушные, очаровательные манеры, которые ничто немогло испортить. Ему шел двадцать второй год, но выглядел он на восемнадцать. Унего были небольшие белокурые усы и красивые голубые глаза.

Филипп очень баловал младшего брата. Мало того, он гордилсяим, с радостью предвкушал его славную карьеру на флоте, где один из их предков,знаменитый Шаньи де ла Рош, был адмиралом. Филипп воспользовался отпускомРауля, чтобы показать ему Париж. Ведь Рауль почти не знал, что может предложитьэтот город по части роскошных наслаждений и удовольствий другого рода.

Граф считал, что в возрасте Рауля иметь слишком многодобродетели даже вредно. Филипп обладал уравновешенным характером, равномерносовмещал удовольствия с делами, имел безупречные манеры и был неспособенподавать своему брату дурной пример. Он брал его с собой повсюду, дажепредставил балеринам в Опере. Поговаривали, что Филипп был «в очень тесныхотношениях» с Ла Сорелли. Но поскольку граф оставался холостяком и,следовательно, имел много свободного времени, особенно теперь, когда его сестрывышли замуж, несомненно, не было ничего предосудительного в том, что он любилпровести час или два после ужина с танцовщицей, которая, хотя и не блисталаумом, зато имела самые прекрасные глаза в мире. Кроме того, есть такие места,где настоящий парижанин ранга графа де Шаньи просто обязан показываться, а в товремя артистические уборные и комнаты отдыха балерин были одним из этих мест.

В конце концов, Филипп и не взял бы своего брата за кулисыНациональной академии музыки, если бы Рауль не просил его неоднократно об этомс мягкой настойчивостью, о которой граф не раз вспоминал позже.