Гиперборей - Юрий Никитин

— Сегодня уйти не смогу, — ответил Олег.

— Наша связь слабеет, разве не видишь? Ты уже потерялполовину своего Дара. Если не поднимешься над видимым, то связь оборветсявовсе. Ты уже не один из Семи Тайных Мудрецов, но ты все еще Вещий, ты непростой весянин... Но, покинув пещеру, покинув поиски Истины — станешь им...

Голос ослабел, пока не затих вовсе. Олег открыл глаза, передним была каменная стена. Да, он опустился так низко, что уже не видит весьБелый Свет, а только эту пылающую в пожарах и битвах землю. Если падение неостановить, то завтра увидит уже не землю, а лишь эту весь... Но большинстволюдей вообще видят только свой дом, свою семью, свой огород. Они совсем немудрые, верно. Им лишь бы спасти семьи, детей, а соседи пусть спасаются сами.Они трусливые и невежественные. Злобные и коварные. Подлые... Но все-таки люди.Подлые, ибо не научились благородству. Глупые, ибо не видят пути к мудрости.Дерутся друг с другом, ибо не подсказали им, что все — родня, что, убиваядругого, всякий убивает частицу себя...

Он услышал резкий топот множества копыт. Со стороны веси наполяну галопом выметнулись вооруженные всадники. Впереди мчался крупный молодойвоин, булатный шлем блистал, кольчуга позванивала крупными кольцами. За спинойзвякал щит, справа на поясе висел короткий меч, слева вспыхивал длинный узкийкинжал — признак десятника.

Воин поднял коня на дыбы перед остатками костра, крикнулзвонко:

— Пещерник уже ест мясо?.. Распять его на ближайшемдереве.

Сзади на Олега прыгнули с коней двое обринов, прижали кземле. Десятник крикнул, в его руке блестел обнаженный меч, и Олега потащиличерез поляну к толстому приземистому дубу. Остальные соскочили с коней, гурьбойдвинулись следом. Гортанные голоса звучали разочарованно.

— Распять и сжечь вместе с деревом, — добавилдесятник.

Один из обринов послюнил палец, поднял, пробуя ветер:

— Огонь понесет в сторону веси... Как бы не выгорела.

— А нам что? Уцелевших заставим срубить нам хоромы нановом месте. А сами пусть живут в норах.

Пещерника поставили спиной к дубу. Обрин подошел, потряхиваядорожным мешком, выудил два железных штыря, второй обрин принес тяжелыйкузнечный молот. Олег поднял голову — на него смотрели дикие звери: кабаны,волки, медведи, рыси, шакалы. О двух ногах, с виду вроде люди, лишь по личинелюди, а внутри — звери лютые. Двое зверей прижимали его руки к дубу, больновыворачивая лопатки. Обрин с молотом крикнул нетерпеливо:

— Поверни ладони, раб!

Олег не двигался, с горечью всматривался в лица. Обриныпопытались разжать его кулаки, один с силой ударил коленом в живот, наконецгаркнул:

— Да забивай выше! Если в ладони, то сорвется.

— Не сорвется. Позавчера так распяли одного.

— Этот тяжелее!

Олег ощутил холодное прикосновение штыря. Обрин ткнул острымконцом ему в кисть, держал на вытянутой руке, опасливо глядя на обрина смолотом:

— Гляди не промахнись, дурень!

— Не боись. Раз по пальцам, раз по... другому месту.Держи крепче!

Олег встретился взглядом с глазами десятника. Тот наклонилсяс коня, в лице было наслаждение, рот приоткрылся. Поймав взгляд пещерника, онсказал почти ласково:

— Ты будешь умирать очень медленно. Мы это любим.

Обрин с молотом широко замахнулся, на его толстых губахмелькнула улыбка — видел страх в глазах приятеля, что держал штырь. Олегстрашно взвизгнул, обрины на мгновение оторопели, застыли. Его рука метнуласьвперед, кости молотобойца хрустнули, другой рукой Олег ударил в глаза того, ктовсе еще держал штырь. Двое, которые только что выворачивали ему руки, едваначали приходить в себя, как один согнулся от удара ногой в пах. Олег выдернулу него из ножен меч, успел вскинуть над головой, защищаясь от меча обрина,который раньше держал левую руку.

Они обменялись двумя ударами, но обрин был слишком потрясен,и острие меча с хрустом рассекло ему переносицу. Он закричал и рухнул наколени, выронив меч и ухватившись обеими руками за кровоточащую рану.

Олег повернулся к десятнику, который с трудом удерживал испуганнуюлошадь:

— Ты можешь вернуться. Скажи, пусть меня оставят впокое.

Десятник был белым, губы тряслись, но рука привычновыдернула меч, он закричал срывающимся голосом:

— Я воин! Я убивал врагов десятками!... Я бросал горытрупов...

— Не хвались, на рать идучи, — ответил Олеггорько, — а хвались, идучи с рати... Горы трупов женщин и детей?

Десятник завизжал, пустил коня вскачь. Олег отпрыгнул, отбилудар меча. Десятник быстро приходил в себя, руки перестали трястись. Он ужесмотрел прицельно, бил точно, а конь поводьев слушался.

Второй раз Олег отпрыгнул, но кончик меча чиркнул по голомуплечу. Улыбка десятника стала шире, глаза заблестели. Тонкая струйка кровипробежала по руке Олега, с локтя сорвались частые алые капли.

Олег пригнулся, всем видом показывая, что прыгает под коня ираспорет брюхо. Десятник свесился далеко влево, пытаясь достать пещерника, мечис лязгом сшиблись, другой рукой Олег ухватил врага за край кольчуги, и коньосвобожденно пронесся дальше.

Десятник гулко ударился о землю. Олег опустил саблю, однакодесятник прыгнул прямо с земли — глаза вытаращены, зубы хищно блестят. Олегпарировал удар, тут же ударил сам, отвернувши в последний момент лицо, чтобы невидеть, как острое железо крушит человеческие кости.

Его трясло, дыхание вырывалось из пересохшего горла сжестяным стоном. Руки дергались, губы прыгали. Он торопливо ходил кругами пополяне, унимая дрожь, отводил глаза от убитых и умирающих. Повезло, что засталврасплох, иначе пятерых не одолеть — давно не держал в руках смертоносногооружия.

Он потрогал одного ногой:

— Жив, не притворяйся.

Обрин молчал, Олег приложил острие меча к его горлу. Капликрови стекли по лезвию, побежали по незащищенному горлу и образовали лужицу вямочке между ключицами. Обрин открыл глаза, прохрипел:

— Тиамат... Прими меня в свой мир...

Изо рта у него хлынула кровь. Олег вынес из пещеры чистыетряпицы, быстро смастерил лубки, вложил сломанную руку и крепко привязал. Нарану в плече наложил лечебных листьев, примотал чистыми лентами. Насильнозаставил выпить горький отвар, сказал:

— Я волхв, умею лечить. Ты приедешь к своим, скажешь,что я — пещерник, который хочет, чтобы его оставили в покое.

Он забросил обра поперек седла на самую смирную с видулошадь, хлестнул по толстому крупу. Лошадь тронулась, а когда скрылась задеревьями — до слуха Олега донесся учащающийся топот: обрин пересталпритворяться умирающим, схватил поводья.